Кошка нравится Дане, жила бы одна, взяла бы её, не задумываясь, но Дана живёт не одна. Ещё неизвестно, понравится ли кошка Дарюсу и будет ли убирать за ней Машка; скорее всего, не будет, а значит, на Дану свалится дополнительная работа, нет уж, так не пойдёт.
Дана присела на корточки, предусмотрительно подобрав полы пальто, чтобы не перепачкать, осторожно, одним пальцем погладила пёструю кошку. Кошка тут же замурлыкала.
– Извини, – сказала ей Дана, – ты очень хорошая кошка. Но мне нечем тебя любить.
Хотела, конечно, сказать: «мне нечем тебя накормить», а вышло вот так. Чуть не заплакала от этой своей оговорки, но сдержалась. Машка заметит, если Дана придёт зарёванной. Не нужно её лишний раз огорчать.
17:20
Ровно в двадцать минут шестого Дана поднялась на школьное крыльцо. Машка выскочила навстречу, повисла на шее, такая тяжёлая, здоровенная уже корова, а верещит в самое ухо что-то младенческое, глупое, бессмысленное, своё. Ничего, ничего это надо просто перетерпеть. Желательно, ласково улыбаясь. Машка не виновата, что маме нечем любить даже пёструю кошку, никого нечем любить.
17:35
Машка пожаловалась, что на продлёнке сегодня не гуляли, воспитательница сказала, дождь собирается, неправду сказала, не было никакого дождя. Стала уговаривать: давай пойдём домой через парк. Дана открыла было рот, чтобы сказать: «В субботу пойдём, а сейчас мне некогда, папа вот-вот приедет с работы, а у нас ужин не готов». Но передумала. Вдруг поняла, что гулять с дочкой в парке, конечно, не слишком весело, но гораздо проще, чем готовить проклятый ужин. Написала Дарюсу: «Пошли с Машкой в парк, задержимся, купи себе пиццу или придумай ещё что-нибудь». Муж кратко ответил: «Супер!» – и Дана подумала, что гулять по вечерам надо почаще. Можно вообще каждый день. А Дарюс пусть жрёт свою любимую пиццу, всё равно жирный, хуже уже не будет. А если и будет, плевать.
18:18
Набегавшись, Машка стала плести венок из красных кленовых листьев. Дана достала телефон, чтобы проверить, не написал ли что-нибудь муж; время на телефоне было красивое: восемнадцать-восемнадцать. В юности Дана считала подобные совпадения хорошей приметой. А теперь, конечно, не верила в такие глупости. Но всё равно почему-то обрадовалась. Закрыла лицо руками, холодными, как мокрые листья, беззвучно пробормотала: «Атрапта, ковет, глимускаль».
Машка дёрнула её за рукав:
– Мама, ты что, плачешь?
Дана отняла руки от лица, улыбнулась:
– Ну что ты. Просто немножко устала. Пойдём?
– Можно я доплету венок? – спросила дочка.
Дана хотела сказать: «Что за глупости, зачем тебе этот венок? Скоро стемнеет, пора домой». Но неожиданно для себя согласилась:
– Конечно, можно. Мы никуда не спешим.
19:31
Домой пришли аж в половине восьмого. Дарюс встретил их на пороге, очень довольный, в переднике прямо поверх костюма, с кухонным ножом в руках. На столе лежали коробки с пиццей, одна большая, две маленькие, и стояла пластиковая миска, до краёв наполненная слишком крупно нарезанными огурцами. Муж объявил, сияя от гордости:
– Пока вы гуляли, я сделал салат. Чтобы, как ты говоришь, не одини углеводы.
«Да уж, сделал так сделал», – саркастически подумала Дана. Но вслух, конечно, сказала:
– Ты у нас молодец.
22:55
Машка давно спала, Дарюс клевал носом на кухонной кушетке, делая вид, будто внимательно смотрит сериал; наблюдать его муки было невыносимо, и Дана сказала:
– Ты сидя спишь, иди в кровать.
– А ты опять будешь спать на диване? – спросил муж.
Спросил не сердито, как раньше, не обиженно даже, но так по-детски беспомощно, что у Даны язык не повернулся ответить: «Всё лучше, чем слушать твой храп». Сказала:
– Ну что ты. Я случайно вчера в гостиной заснула. Хотела немного почитать, и вдруг – брык! – как выключили меня. Иди в кровать, я сейчас хлеб на утро поставлю, развешу стирку и тоже приду.
– Давай я развешу, – предложил Дарюс.
Встал с кушетки и отправился прямо в спальню. Он всегда сам предлагает помочь, а потом ничего не делает, словно бы верит, что слов достаточно. Удивительный человек. И сердиться на него бесполезно. Да и как рассердишься на такого беднягу? Невесёлая участь – жить с женщиной, которая проклинает тебя по утрам, а вечерами просто глядит с нескрываемым отвращением. Бедный жирдяй, так влип.
«А уж Машка как влипла, – подумала Дана, аккуратно насыпая муку в мерный стакан. – Вообще ни за что ни про что. Я её не люблю. И вряд ли кто-то когда-то полюбит. Она пока вполне ничего, но вырастет жирной коровой, вся в отца».
23:12