На улице в этот вечер толпился народ, люди сидели в кафе и кабачках, прогуливались мимо непривычно темных башен, все больше в молчании, с тревогой поглядывая вверх. Небеса пока стояли, но могли обрушиться в любой момент. И то сказать – земной карман и небесный подол мнились вечными и нерушимыми лишь в архаические времена Хайяма. Нынче же в них зияли прорехи, что на Земле, что в Новом Мире, и сквозь эти дырки пялились на землян чужие глаза, прикидывая, сколь опасна эта раса, можно ли приставить ее к полезным занятиям или лучше извести под корень. Словом, не всегда те взгляды были доброжелательными, и Глеб знал об этом лучше других.
Они просидели в испанским ресторанчике час-полтора, затем Тори, сделав строгое лицо, напомнила, что хирурги встают с рассветом, и верные их жены тоже в постели не залеживаются. Покинув кабачок, Глеб и его подруга отправились домой, в госпитальные башни. Вслед им неслось:
– Эстремадура, Альгамбра… звучит красиво… – тихо промолвила Та, Кто Ловит Облака Руками. – Это на Земле, Дон?
– Да, милая, в Испании.
– Ты там бывал?
– Нет, не пришлось. – Глеб обнял ее за плечи. – Это теплый край, а я – северный житель, и на моей родине реки много дней спят подо льдом, а с неба падает снег. Но мы туда поедем, обязательно поедем… Хочешь?
– Хочу. И еще я хочу увидеть снег и лед. Когда ты покажешь мне все это?
– Когда вернемся на Землю, счастье мое, – сказал Глеб, а про себя подумал: «Если вернемся…»
Его подняли еще до зари. Пискнул крохотный диск телефона, Глеб сел в постели, протер глаза, поднес аппаратик к уху и услышал голос Бергера: «Всем магистратам. Просьба собраться в ратуше. Срочно!»
– Что случилось? – Тори уже была на ногах, натягивала шорты, и взгляд ее метался по комнате, от арбалета к копью, клинку и доспехам, висевшим у входа.
– Не знаю. Йохан созывает магистратов. Мне нужно идти, милая.
– Я с тобой.
Они выскользнули из своей каморки на темную безлюдную улицу.
Луны уже спрятались за край ущелья, ветер стих, и небо над городом затянула дымная пелена, неизменный спутник лесных пожаров. Сейчас, на исходе ночи, пелена была редкой, и сквозь нее просвечивали звезды. Три показались Глебу особенно яркими – они висели прямо над островом, словно с высоты взирал на землю злобный трехглазый дракон.
В ратуше собралось человек пятнадцать, все магистраты, находившиеся в городе. Шагин и Беркеш развернули у закругленной стены терминал репликатора, и в его бездонной глубине темнели капли островов, сгрудившихся вокруг самого большого, скрытого тучами дыма и ночным мраком. Кто-то из советников изменил масштаб, и на экране появились три сигарообразных корабля, окутанных слабым фиолетовым мерцанием защитного поля. Их окружал рой кораблей помельче, подобных рыбкам, что вьются рядом с акулами; их было несколько десятков, и они находились в непрестанном движении. Одна из больших сигар тоже двигалась, но куда?.. Глеб не мог понять, пока на экране не возникла сетка координат, охватившая ближний космос и центральную часть архипелага.
– Снижаются, – произнес Бергер. – И похоже, летят прямо к нам, – добавил Кривенко.
На минуту воцарилась тишина. Члены совета смотрели на экран, на огромный корабль, плавно спускавшийся к поверхности планеты.
Глеб смотрел тоже. Отчаяние и бессильный гнев сжигали его сердце.
– Вошли в верхний слой атмосферы, – сказал Каррера. – Либо нас обнаружили, либо…
– Либо случится большой бабах, – с мрачным видом откликнулся Шагин. – На много, много мегатонн.
– Думаешь, они могут уничтожить весь архипелаг? – спросил незнакомый Глебу магистрат.
Щека инженера дернулась.
– Моему отцу довелось служить на Новой Земле… остров такой в Ледовитом океане, огромный остров с атомным полигоном. Судя по его рассказам… – Шагин стиснул лицо ладонями. – А ведь то были наши бомбы, земные! У этих уродов найдется что-то покруче!
– Что-то найдется, но не ядерное оружие, так что успокойтесь, – холодно произнесла Луиза Коэн. – Если у них есть виды на этот мир, пакостить в океане неразумно. Радиация может держаться веками… минимум несколько десятилетий.
– Геофизическое оружие?.. – предположил кто-то. Другой магистрат с горечью рассмеялся:
– Утопят нас, сожгут или повесят, в общем-то, без разницы. Так и так – конец!