Эйфория полета охватила меня, чтобы в следующее мгновение смениться болью — обвивший меня синеволосый змей оторвал мне одно крыло, а затем и второе — и я опять падаю.
Резкий удар в солнечное сплетение:
— Шлюха! Порченая дрянь!
Падаю, задевая кроны деревьев, но мягкая подушка листьев предохраняет от переломов. Бреду по лесу — вечность, или две. Огромная кошка, почему-то с зеленой шерстью, нападает на меня — и я кое-как отбиваюсь, получив на память несколько царапин на бедре.
Выхожу на балкон высотного здания — передо мной город, и стоящий на перилах мужчина в белых одеждах.
— Прыгни вниз, — говорю ему я. А огромный тигр за моей спиной счастливо урчит.
И мужчина слушается. Делает шаг назад, в бездну ночного города.
— Нет! — вырывается у меня.
— Что? Не надо было? — уточняет мужчина, поднимаясь из-за перил. Оказывается, он стоит на работающем квадрокоптере — и довольно большом. Плоский верх квадра застелен ковром.
— Полетели вместе, — предлагает он. И протягивает мне руку: — Ты мне доверяешь?
Я тону в голодных зеленых глазах и вкладываю свою ладонь в его.
И в мои уши ввинчивается жалобный крик:
— Мама! Мама! Где ты?!
Задыхаясь, я резко села на кровати. И не ощутила привычной тяжести на шее.
Провела рукой — ребенка нет!
— Мама! Мама! — снова раздалось в голове.
Не в ушах, это я поняла точно. В комнате стояла тишина, и ее лишь слегка разбавляло посапывание служанки-толстушки около моей кровати.
Я огляделась. Даже подобия люльки нет. Где же ребенок?
Спустилась с кровати и, видно, чем-то задела толстушку. Она открыла глаза, посмотрела на меня и принялась говорить что-то успокаивающее, показывая на постель.
Не став ее слушать, я попробовала выйти из комнаты.
Служанка вцепилась мне в руку и попыталась задержать. Я раздраженно отпихнула ее и та, повалившись на кровать, ударилась головой о спинку. Только глаза закатились. Я пометалась по комнате, нашла какие-то шнуры и стянула руки служанки за спиной, а затем подвязала к кровати.
Извини, толстушка, ничего личного. Мне нужно отойти и я не хочу, чтобы ты принялась будить дом раньше, чем я его покину.
Так, что мне нужно? Черное покрывало, — толстушкино мне, мое — на нее, оно слишком приметное. Тем более что на толстушкином есть прорезь для глаз.
Что еще? Оружие, или хоть какое-то его подобие — нож для фруктов вполне подойдет. Несколько лент, широких и прочных. Я даже пощелкала одной, как когда-то моя мама, завязывавшая большие банты на мои куцые волосенки перед школой. Вроде достаточно плотные. Подвязала одну на голову, так чтобы волосы нигде не мешались.
Выскользнула наружу. В этом крыле всего две двери.
Сунулась в дальнюю. И совершенно зря — открывшаяся картина вызвала только глухое раздражение. Этот… красавчик, который купил меня на рынке, развалился на широкой постели в компании двух девиц. Рукой прижимает черное тело к груди, ноги второй девушки переплелись с его. На губах играет сонно-счастливая улыбка.
Вот так и оставайся. Надеюсь, больше не встретимся.
Вторая дверь все же вела наружу, в садик. Тонкий голос продолжал звать, и я последовала за ним. Направление чувствовалось интуитивно и совершенно необъяснимо.
Хотя если ребенок маг, то может это какая-то привязка к материнскому телу, чтобы выжить. Я обогнула садик по периметру. Около вонючей ямы — тело. Второй служанки, которая подавала сок.
Что ж, очевидно, она получила свою награду за кражу ребенка.
Накинула паранджу толстушки, и вышла за калитку заднего двора. Тут даже охраны нет. Очаровательно.
Видели бы они камеры большого города, когда Большой Брат смотрит за тобой круглые сутки.
Я невидимой тенью прошла по городу. На меня не обращали внимания, хотя на улицах было довольно оживленно. Какой-то торговец расхваливал металлические сосуды, похожие на ту самую “лампу Аладдина”, на другой улице факир пускал огонь изо рта, а дальше я отшатнулась от заклинателя змей.
Но вскоре оживленные улицы закончились, и я оказалась в районе низеньких одноэтажных домишек-кубиков.
Крик младенца теперь слышен не только внутренним чутьем, но и обычным слухом.
Я немного покружила по району и наконец обнаружила нужный дом. Замерла около узкой бойницы окна и прислушалась.
Плач младенца затих.
— Вот так-то лучше, — произносит голос дэви, который осматривал меня в рабской казарме.
— Силён. Но для ритуала все-таки староват, — доносится другой голос, незнакомый, дребезжащий, как расстроенная гитара.
— Это лучшее, что я смог найти за такой срок, Назир. И будь доволен, что получил хотя бы такого.
— И все же, див Жаран, нам бы лучше подошла женщина. Для ритуала в идеале нужен младенец-маг тридцати недель, извлеченный в оболочке.
Я поднесла руку ко рту, сдерживая рвотный позыв. Уроды. Такие точно жить не должны.
— Одно то, что вы теперь знаете о такой женщине — уже для вас серьезное подспорье, — возразил тот, кого назвали дивом Жараном. — Не так ли?