Третья жертва

– Говорю тебе, Шеп, это сделал он! Ох, ради всего святого, да не закрывай ты уши, словно дитя малое… Это был Дэнни, и он позвонил мне в шесть утра, чтобы сказать, что это он спустил курок и теперь ни о чем другом и думать не может. Ему всего тринадцать. Даже не знаю, как до такого могло дойти. Хотела бы, да не знаю. Но вот как-то же… Он пришел в школу, Шеп, и сделал то, что сделал, и теперь у него душа разрывается. И мы можем либо сидеть здесь, отказываясь в это верить, либо броситься на амбразуру вместе с ним… Думаю, ничего другого нам не остается.

– На амбразуру? Нет никакой амбразуры. Есть тюрьма. И он отправится туда один и умрет там один. Боже, ты что, не следила за другими делами? У тех, кто совершает массовое убийство, никакого второго шанса нет. Даже у тринадцатилетних. Дэнни по совокупности светит столько пожизненных, что ему и не прожить столько. Всё. Больше и говорить не о чем.

– Эвери Джонсон сказал, что если Дэнни признает себя виновным, округ, возможно, согласится на сделку. Это избавило бы всех от мучительного судебного процесса.

– Мой сын не убийца.

– Нет, убийца.

– Предупреждаю последний раз, Сэнди…

– Дэнни застрелил двух девочек! Дэнни убил Салли Уокер и Элис Бенсен. Их родители до конца жизни будут проходить мимо пустых спален. Из-за нашего сына. Как тебе это, Шеп? Как тебе это?

– Черт бы тебя побрал, Сэнди…

В голосе Шепа прозвучали нотки ярости. Бекки заглянула в комнату и увидела, что лицо папочки раздулось и приобрело безобразный багровый оттенок. Он отвел руку назад, словно хотел по чему-нибудь ударить. Вот только перед ним стояла ее мамочка. Стояла, гордо задрав подбородок и глядя ему прямо в лицо, как это всегда делал Дэнни, когда подбивал кого-нибудь на нехороший поступок.

Бекки испугалась. Ей хотелось крикнуть: «Прекратите!», но, как и в школе, она так испугалась, что не могла вымолвить ни слова. Она не узнавала этих людей с раскрасневшимися лицами и кулаками. Ей хотелось, чтобы они ушли и домой вернулись ее настоящие родители. Она скучала по тем временам, когда они ужинали все вместе, даже Дэнни, который украдкой перекладывал свой горошек на ее тарелку.

– Тебе что, легче станет, если ударишь жену, Шеп? – спокойно спросила Сэнди. – Или, может, до тебя наконец начало доходить, где мы допустили ошибку?

Шеп вздрогнул. Рука медленно опустилась.

– Я пытаюсь, – мягко продолжала Сэнди. – Пытаюсь даже усерднее, чем пыталась когда-либо раньше, объединить эту семью. Но я так больше не могу. Мы облажались, Шеп. Допустили где-то ошибку, и Дэнни свернул не туда, а бедняжка Бекки… одному богу известно, что будет с нею дальше. Как мне это представляется, у нас есть два выхода. Мы можем сделать вид, что ничего не случалось, и не изображать слишком уж большое удивление, когда однажды нам позвонят и скажут, что наш сын умер. Или же можем перестать обманывать себя и начать думать, как быть с тем, что случилось на самом деле.

Дэнни оказался вовлеченным в убийства. У Дэнни есть проблемы, связанные с внезапными приступами ярости. Дэнни – очень трудный ребенок. Но он при всем том хороший мальчик, как это ни парадоксально, и чувство вины разрывает ему душу. Если мы не попросим его все рассказать, и как можно скорее, не думаю, что он вообще что-то расскажет. В конце концов он либо раздобудет где-нибудь вилку или ножик и сделает то, что сделает, либо, что еще хуже, замкнется в себе и отключит все чувства. В нем не останется ни тепла, ни сочувствия, ни жалости.

Ему всего тринадцать, Шеп. Я хочу, чтобы он получил шанс стать тем человеком, которого мы мечтали воспитать, а не заголовком газет. Не знаю, как для тебя, но для меня наш выбор очевиден.

– Какой выбор, Сэнди? – устало спросил Шеп. – Дэнни уже не наш. Он принадлежит судебной системе, и я знаю, что это за чудище. В ту самую минуту, как он признает себя виновным, его засадят на всю жизнь. И даже если он пройдет через консультанта-психолога и снова станет нашим хорошим мальчиком, какого черта наш хороший мальчик будет делать, сидя всю жизнь за решеткой с отъявленными мерзавцами? Почему бы нам просто не купить ему футболку с надписью ТРАХНИТЕ МЕНЯ СЕЙЧАС ЖЕ и дать ему надеть ее в гребаном суде?

– Шеп!

– А что, Сэнди, по-твоему, с ним случится? Почему, по-твоему, мне так страшно?

Мамочка умолкла. Бекки подумала, что она выглядит так, будто вот-вот заплачет. Бекки и сама уже плакала. Слезы ручьем текли по ее щекам.

– Должны быть другие варианты, – сказала наконец ее мамочка, но убежденности в ее голосе поубавилось. – Нужно поговорить с Эвери Джонсоном. Вдруг чего-то придумаем…

– Он не может пойти в тюрьму, Сэнди. Я этого не допущу. Не допущу.

Сэнди потерла руки, как будто замерзла.

– Даже не знаю, что еще можно сделать, – прошептала она. – У меня такое чувство… что худшее впереди.

– Я что-нибудь придумаю, Сэнди. Он мой сын. Дай мне время, и я что-нибудь соображу.