Третья

– Недурен, – ответил мистер Боскомб без всякого восторга. – Слишком мало своего, по моему мнению. Один из той группы художников, о которой я упомянул раньше, но особого впечатления не произвел. Неплох, конечно, но ничего выдающегося. Эклектичен.

Пуаро отправился домой. Мисс Лемон принесла ему письма на подпись и удалилась. Джордж подал ему omelette fines herbes, сдобрив его тактичным сочувствием. Перекусив, Пуаро устроился поудобнее в кресле с квадратной спинкой и уже собрался взять чашечку с кофе, как зазвонил телефон.

– Миссис Оливер, сэр, – доложил Джордж, кладя перед ним трубку.

Пуаро взял ее с большой неохотой. Ему не хотелось разговаривать с миссис Оливер: он предчувствовал, что она начнет от него требовать того, что он делать не хочет.

– Мосье Пуаро?

– C'est moi.

– Чем вы заняты? Что вы успели сделать?

– Я сижу в кресле, – сказал Пуаро. – Размышляю, – добавил он.

– И все? – спросила миссис Оливер.

– Это очень важно, – ответил Пуаро, – хотя я не знаю, преуспею я или нет.

– Но вы должны найти эту девочку! Может быть, ее похитили!

– Бесспорно, такое впечатление может возникнуть, – сказал Пуаро. – С дневной почтой пришло письмо от ее отца с настоятельной просьбой приехать к нему и рассказать, насколько я продвинулся.

– Так насколько вы продвинулись?

– К настоящему моменту, – неохотно ответил Пуаро, – нинасколько.

– Право же, мосье Пуаро, вам надо взять себя в руки!

– И вы тоже!

– Что значит, и я тоже?

– Подгоняете меня.

– Почему вы не поедете в Челси, туда, где меня стукнули по голове?

– Чтобы и меня стукнули по голове?

– Я просто вас не понимаю, – объявила миссис Оливер. – Я ведь дала вам зацепку, выследив девочку в кафе! Вы сами так сказали.

– Знаю. Знаю.

– А вы тут же взяли и потеряли ее!

– Знаю. Знаю.

– А женщина, которая выбросилась из окна? Вы что-нибудь установили?

– Я навел справки.

– Ну и?..

– Ничего. Одна из многих. В юности они очень привлекательны, у них романы, они очень страстны; а потом романов становится все больше, а привлекательности все меньше, они чувствуют себя глубоко несчастными, и пьют слишком много, и думают, что у них рак или другая неизлечимая болезнь, и в конце концов от отчаяния и одиночества выбрасываются из окна!

– Вы же сказали, что ее смерть важна… Что она что-то означает!

– Так должно было быть.

– Право же! – И, не найдя нужных слов, миссис Оливер повесила трубку.

Пуаро откинулся в кресле, насколько вообще можно было откинуться на прямую спинку, сделал знак Джорджу унести кофейник и телефонный аппарат и принялся размышлять о том, что ему было известно или неизвестно. Для прояснения мыслей он говорил вслух и перечислил три философских вопроса:

– Что я знаю? На что могу надеяться? Что мне следует сделать?

Он не был уверен, в правильном ли порядке их перечислил или что это именно те вопросы, но все равно принялся над ними раздумывать.

– Может быть, я слишком стар! – вырвалось у Эркюля Пуаро в отчаянии. – Что я знаю?

Поразмыслив, он пришел к выводу, что знает слишком много.

– На что я могу надеяться?

Что же, надеяться никому не заказано. И он может надеяться, что его превосходный, несравненный мозг рано или поздно найдет ответ на загадку, которую, подумал он тревожно, ему не удается даже толком понять.

– Что мне следует сделать?

Ну, тут сомнений не было, ему следует отправиться к мистеру Эндрю Рестарику, который, несомненно, сходит с ума от тревоги за дочь и, конечно, будет винить Пуаро, потому что он еще не доставил ему дочь целой и невредимой. Пуаро мог это понять, мог посочувствовать его точке зрения, но ему очень не хотелось представлять себя в столь неблагоприятном свете. Остается только позвонить по некоему номеру и узнать, как там дела.

Но прежде надо вернуться к вопросу, с которого он начал: «Что я знаю?»

Он знал, что Уэддербернская галерея находится на подозрении – до сих пор там закона не преступали, но не колеблясь надували невежественных миллионеров, подсовывая им сомнительные картины.

Он вспомнил мистера Боскомба, его белые пухлые руки, его обильные зубы, и решил, что он ему не нравится. Такой человек почти наверное занимается темными делишками, хотя, несомненно, надежно себя оградил. Этот факт мог оказаться полезным, поскольку тут не исключалась связь с Дэвидом Бейкером. Затем сам Дэвид Бейкер. Павлин. Что он о нем знает? Он с ним познакомился, он с ним разговаривал и пришел к кое-каким заключениям. Дэвид Бейкер пойдет на любую нечестную сделку ради денег, он женится на богатой наследнице ради ее денег, а не по любви, вероятно, от него можно откупиться. Да, скорее всего, можно. Эндрю Рестарик, несомненно, в этом убежден и, вероятно, прав. Разве что…

Он задумался об Эндрю Рестарике, сосредоточившись больше на портрете над его столом, чем на нем самом. Он вспомнил волевое лицо, сильный подбородок, уверенный, решительный вид. Затем подумал о покойной миссис Эндрю Рестарик. О горьких складках у ее рта… Пожалуй, надо еще раз побывать в «Лабиринте» и посмотреть на этот портрет – посмотреть внимательнее. Не даст ли он ключа к Норме?.. Нет, пока о Норме ему думать не следует. Так что же еще?