В детстве Штаден собирался стать пастором, но был изгнан из городка Алён после того как пырнул шилом сверстника. Когда Генриха выпроваживали за городские ворота, ратман замёл его след вересковой веткой в знак того, что обратный путь в Алён ему заказан. Потом Штаден искал счастья в Лифляндии, но когда его заставили работать на оборонительных сооружениях, он возмутился и ночью перешёл русскую границу в надежде разбогатеть на царской службе. То, что переход к противнику во время военных действий называется изменой, Штадена не беспокоило. Отечество там, где нам хорошо, полагал он.
Поначалу Россия не очень-то оправдала его надежды. Как и все иноземцы на русской службе, он получил кормовые деньги, полтора ведра мёду в день и кафтан на беличьем меху. Открыв корчму, принялся сколачивать состояние, но дело шло медленно до тех пор, пока царь не придумал опричнину.
— Я сразу понял, что могу схватить удачу за хвост, — упоённо рассказывал Штаден внимательно слушавшему его Шлихтингу. — И первым из иностранцев записался в опричники. Первым! Ты понял, Альберт? Из наших я оказался самым умным! Я проделал всю эту комедию с клятвой и переодеванием, обзавёлся метлой и собачьей головой и пообещал порвать с земскими людьми. Но зато! Послушайте, сударь, что я получил взамен! Мне сразу предложили выбирать по вкусу любое поместье из тех, владельцы которых были казнены за измену или погибли на войне, не оставив наследников. Сначала я взял себе хорошее подворье в Москве, которое раньше принадлежало одному католическому священнику. А когда великий князь казнил своего брата Старицкого, я получил вотчины и поместья одного из его вассалов. И это не всё! Стоит мне найти в Москве пустой двор, я пишу челобитье великому князю и двор становится моим. Правда, мне пришлось взять в управляющие одного татарина, который обворовывает меня, но в этой стране все воруют. Я сам слышал, как царь сказал: все русские — воры. Кстати, себя он считает немцем, говорит, что его предки из Пруссии.
— Одно плохо, — сокрушался Штаден, — опричников становится всё больше, а свободных поместий всё меньше. Но вообще эти опричники дошлые ребята, у них есть чему поучиться. Они подсылают своих слуг к богатым людям на службу, а потом кричат, что у них сманили слугу. Ещё они подбрасывают соседям дорогие вещи, а потом якобы находят их и требуют возмещения. Должен признаться, что по их примеру я сейчас выколачиваю деньги с одного богатого крестьянина. Каждый день его бьют по ногам палками, он готов наложить на себя руки, но не хочет отдавать деньги. Каковы варвары!
— Тем не менее Росси — это страна огромных возможностей, — понизив голос продолжал Штаден. — Уверяю тебя, что когда у нас узнают об этом, здесь отбою не будет от немцев. Надо пользоваться тем, что нас пока мало. Возле царя крутятся два лифляндца Иоганн Таубе и Элерт Крузе. Большие пройдохи, тоже были в плену, а сейчас это главные советники царя. Я их вижу насквозь, они хотят с помощью герцога Магнуса отхватить себе Лифляндию. Но я с ними не дружу, они корчат из себя высоких господ. Плевать на них!. Нам надо держаться вместе, Альберт. Хорошо, что ты близок к великому князю. Это не всегда безопасно. Кто близок к господину, тот легко обжигается, но зато те, кто остаются вдали, быстро замерзают. Сейчас надо быть близко. Кстати, как здоровье великого князя? Ты же почти его врач, расскажи камраду.
Потный, налитый пивом Штаден вызывал неприязнь Шлихтингу захотелось послать его к черту, но что-то подсказывало ему, что с этим человеком лучше не ссориться. От разговоров о здоровье царя он уклонился. Как оказалось, не напрасно. На следующий день у него состоялся серьёзный разговор с лейб-медиком.
— Вы, кажется, сдружились с Генрихом Штаденом? — строго спросил Лензей. — Это плохое знакомство. Штаде — отъявленный негодяй.
— Он просто хвастливый болтун, — попробовал отшутиться Шлихтинг.
— Это вы мне говорите? — темпераментно вскричал Лензей. — Штаден — человек Скуратова, самого кошмарного палача, которого когда-либо носила земля. И он доносит Скуратову всё, о чём говорят в его корчме. Молите Бога, если вы ещё ничего не успели наболтать. О чём он вас спрашивал?
— Да ничего особенного. Просто он интересовался здоровьем царя.
— Вот! — От волнения Лензей задохнулся. — Этого я и боялся!
— Но почему?
— Да потому, наивный вы человек, что здоровье царя — это главная государственная тайна! Все, кто проявляют интерес к его здоровью, есть заведомые изменники, подлежащие немедленному уничтожению. Удивляюсь вам! Вы уже шесть лет провели в этой стране, но ничего о ней не знаете!
— Но я ничего не сказал ему, клянусь!
— Слава Создателю, — смягчился Лензей. — И помните: никаких разговоров о здоровье царя, ни с кем, тем более со Штаденом! Считайте это приказом, ибо речь идёт не только о вашей, но и о моей шкуре.
— Вы можете быть во мне уверены, господин Лензей, — дрогнувшим голосом произнёс Шлихтинг, — я стольким вам обязан.
— То-то, — проворчал врач.
2.