Она полюбила в нем эти черты — уважение к собственным родителям, отношение к старикам, полюбила доброту, которой никогда в нем и не предполагала, полюбила блеск в его глазах, когда он начинал говорить о футболе или о своем деде, или о доме, в котором он вырос. Она любила его теперь, но было слишком поздно. У него не было сил даже на то, чтобы самостоятельно подняться с дивана.
Во время этих визитов они спали вместе в комнате для гостей, в которой стояла одна огромная кровать. Когда-то это была комната Пола. И все его футбольные трофеи, спортивные значки до сих пор любовно тут сохранялись. Он обязательно просил открыть окно перед сном, чтобы на рассвете слушать голоса птиц.
— Здесь я когда-то мечтал о тебе, — сказал он Элли однажды вечером.
— Выдумщик, — прошептала она и осторожно обняла его.
— Когда-то я ночи напролет смотрел из окна, мечтая сбежать отсюда, а теперь все, чего я хочу, — это приехать сюда снова.
Элли не сомневалась, Фрида знает, что конец близок и неизбежен. Дочь врача, она получила специальность медицинской сестры со специализацией в онкологии. Как только ей сообщили, какой диагноз поставлен ее сыну, она поняла, что можно надеяться лишь на чудо. Она не задавала вопросов о том, как Элли и Пол думают устроиться со свадьбой. Только спросила, чем может помочь им. Когда Элли попросила ее принести цветы, выразила сожаление о том, что сирень уже отцвела.
Но Фрида была здравомыслящей женщиной и такой и осталась, поэтому она просто подошла к мужу, отдыхавшему в тот момент в гостиной, и сказала:
— Пора. Мы должны поехать проститься с ним.
Элли позвонила также в бюро мэрии, сотруднику, которому предстояло зарегистрировать их с Полом брак, и попросила его прибыть немедленно, чтобы провести эту церемонию.
Затем позвонила своей матери в отель и сказала, что ей и отцу нужно приехать в больницу как можно скорей.
— Только, пожалуйста, не привозите с собой больше никого, — попросила она мать. — Мне этого не вынести.
Едва она успела покончить с делами, как доктор Крейн присел рядом и взял за руку. Он знал о событии, которое должно было произойти.
— Я давно знала, что он неизлечим, — спокойно сказала Элли. — Ведь его мать была медицинской сестрой, ухаживала за такими больными, и она рассказала мне, что положение трагическое. Потому-то я принесла сюда свой свадебный костюм. Конечно, не подумайте, что я собираюсь надеть длинное платье с вуалью и разными там кружевами. Это было бы слишком глупо.
— Что я вам могу сказать, Элли? Только одно — любовь не хочет ничего знать ни о «здесь», ни о «сейчас».
Элли подняла на него недоуменный взгляд. Сказала ли она ему о том, что любит Пола, или этот человек и сам обо всем догадался? Так странно слышать подобные слова из уст доктора. Может быть, она что-нибудь не так поняла? Всю ночь она не могла заснуть. Утром надела коричневые брюки, футболку, сандалии и, хоть в Лондоне стояла прежняя жара, накинула поверх футболки серый свитер, потому что, когда очень уставала, всегда мерзла. Светлые волосы прихватила на затылке резинкой в конский хвост. За последние недели она потеряла пятнадцать фунтов веса, не прилагая к тому никаких стараний. Такого с ней прежде не случалось. И никогда раньше она не чувствовала себя так странно.
— Но я-то здесь и сейчас, — грустно сказала она.
Он не отвечал. Они посидели немного в молчании, затем поднялись и вместе направились в палату, где лежал Пол. Доктор хотел осмотреть его еще раз. Перед уходом он положил руку ей на плечо, и Элли растерялась, не зная, что сказать. Потом неловко пробормотала:
— Спасибо вам, доктор.
Пола уже нельзя было оставлять одного даже на короткое время, поэтому в туалет она отправилась бегом, умылась, привела себя в порядок и поспешила обратно. В больнице не замечалось, день сейчас или ночь, но как раз был перерыв между сменами дежурств и стояла относительная тишина. А больничный коридор даже напоминал часть затерянного между двумя вселенными пространства. Элли мгновение помедлила перед дверью в палату Пола, как она всегда делала перед дверьми маминой спальни, чтобы набраться сил и побороть свои страхи. Тогда она, бывало, шептала слова придуманного заклинания, того, о котором ни разу даже не намекнула Мэдди. И страшно боялась, что кто-нибудь умрет прямо при ней. Иногда ей даже снилась сама смерть, и она слышала, как та произносит какие-то слова. Бывало, что ночью смерть будила ее, и кожа ее тогда холодела. Она выбиралась из кровати и босиком отправлялась смотреть, как мать себя чувствует и не умерла ли она. То заклинание, что она шептала, больше походило на молитву:
Я сделаю все, что ты мне прикажешь.
Я не буду делать ничего, что ты мне не разрешишь.
Только, пожалуйста, пусть никто сегодня не умрет.
Доктор Крейн предупредил ее о том, что на выздоровление Пола надеяться нельзя и все надежды на хороший исход тщетны. Эта болезнь — безжалостная, загадочная — играет по своим правилам. Стоит вам начать думать, что человек на пути к выздоровлению, как все стремительно заканчивается. Здесь нет нужды носить маску, и незачем защищать больного.