Третий долг

Ей причиняло это боль? Понимание того, что я чувствовал то же, что и она, ощущал ее панику, проходил через ее агонию? Делало ли меня плохим человеком то, что я не только издевался над ней, но и также испытывал на себе последствия своих же действий?

Я кивнул.

— Каждый долг. Каждый спор. Я чувствовал.

Нила молчала. Чувство несправедливости волнами исходило от нее. Мне не хотелось, чтобы она думала, будто я ее использовал — что подслушивал ее эмоции.

Я добавил тихо:

— Вот почему Кат тебя ненавидит. Он понимает твою власть надо мной — власть, которую я учился скрывать всю жизнь. И которая есть и у него тоже.

Нила напряглась.

— Не только Кат имеет над тобой власть. Ещё Жасмин... и Кестрел.

Я напрягся, но вынудил себя расслабиться. Я пообещал быть откровенным и содержу слово.

— Да, у Жасмин Тот же самый недуг, но моя форма хуже. У нашего отклонения есть разные степени тяжести. У меня необычная, близкая к шестому чувству — если доктора верят в этот феномен, конечно же. Моя эмпатия развита на высшем уровне, я могу заболеть, если кто-то рядом болен. Мой сердечный ритм неустойчив, если человек рядом со мной переживает.

Нила замерла в моих объятиях.

— О боже мой. На источниках! — Ее челюсть отвисла. — Тогда твой сердечный ритм был неустойчив. Я подумала, что ты болен... — Она опустила взгляд. — На самом деле я подумала о другом. Я решила, что ты...

— Что? Расскажи мне.

Нила посмотрела мне в глаза.

— Я подумала, что твое сердце перестало биться.

Я тяжело сглотнул.

— Возможно, ты сама чувствительна по отношению к другим людям. Мало кто замечает смены моих настроений, пока не становится совсем плохо. Годами у меня получалось хорошо это скрывать. С девятнадцати до двадцати шести выходило идеально. Не считая нескольких срывов отца и братьев, мне удавалось отстраняться от их эмоций.

Нила почти самодовольно усмехнулась.

— Но не со мной.

Я поцеловал её, проникая языком в рот. Какое-то время пробовал ее на вкус, будто целовал в первый раз. И казалось, что так и есть. Впервые я позволил себе быть откровенным и честным.

Я изменился.

Совершенно другой человек.

— Я не мог противостоять тебе.

Я не мог перестать прикасаться к ней. Мне хотелось быть ближе.

Возможно, я смогу показать, что это не самом деле значит? Что мне от неё нужно?

Нила разорвала поцелуй.

— Какая власть Кеса над тобой?

Меня затошнило при мысли и Кесе и Ниле прошлой ночью. Но я не мог отрицать, что это была моя идея. Брат просто подчинился и сделал все по своим силам. Я смогу простить его... со временем.

Я вздохнул, думая о том, что в моем брате не было ни капли эгоизма. Он помогал и был добр ко мне с первого раз, как решил забрать из психиатрической лечебницы. Это был мой третий раз, а мне ещё не исполнилось и пятнадцати. Кестрелу было двенадцать, но он собрал вещи и сбежал. Пересёк весь город, проник на территорию лечебницы, чтобы вытащить меня,

Стоит сказать, что нам так и не удалось сбежать. Мы были пойманы докторами и Кеса отправили домой. Но в ту ночь укрепилась наша связь, и ее не могли разрушить никакие угрозы или пытки.

— Кес особенный, — сказал я, пожав плечами. — Пока я сходил с ума от вещей, что не мог контролировать, и желал убивать без особой на то причины, он научился приручать внутренние мысли и желания. Он мастерски овладел искусством блокировки своих потребностей, чтобы я мог находиться рядом с ним. Доктора сказали, что он вроде убежища для меня. Чем дольше мы вместе, тем лучше у меня получается держать себя в руках.

Нила не отрывала от меня взгляда, но от неё исходили волны понимания.

— Мне всегда было интересно, почему он мог к тебе прикасаться. Я ожидала, что ты его ударишь, но ничего такого не происходило. Казалось, что ты... расслаблен.

Я кивнул.

— Потому что так и есть. В какой-то степени Кес манипулирует мной, но я позволяю ему, потому что это помогает.

— А Жасмин? — она понизила голос. Нервно отвела взгляд. Но тем не менее, я знал, что Нила хотела спросить. И к этому вопросу был не готов. И никогда не буду готов говорить о том, что произошло с моей сестрой той ночью.

Прижав палец к её рту, я покачал головой.

— Я не хочу говорить о Жас. Ещё нет.

Она нахмурилась.

— Я могу принять это. — Над нашим маленьким оазисом начали сгущаться тучи. Я напрягся от вопроса, зарождающегося в её головке.

Застонал, желая не отвечать, но зная, что должен ответить.

— Ты хочешь знать, почему я заставил тебя пройти через всё это прошлой ночью, так ведь?

Она заерзала.

— Не думаю, что смогу привыкнуть к тому, что ты читаешь мои мысли. Но да.... ты прав.

С каждой проходящей секундой, она немного отвергала меня, вспоминая как я устранился и бросил её прошлой ночью. Но я никогда не бросал её. Я оставил её, чтобы сыграть свою часть в этой, ещё не оконченной, пьесе.

— Всё очень сложно.

— Рискни.

Я уставился в потолок, прижав её крепче.

— Ты знала, что вчера велась запись происходящего, — это был не вопрос.

Она поёрзала в моих объятиях.

— Да. Знаю, Кес хотел, чтобы всё выглядело, будто мне больно и ужасно страшно.