Третий долг

— Но, независимо от того, какие это будет иметь неприятные последствия, и даже если все, что я пытался избежать, вступит в игру, я не могу — я не могу сделать это для тебя. — Его глаза были дикими, зрачки расширены, благодаря наркотикам и алкоголю. — Нила, никто, я клянусь своей гребаной жизнью, не прикасался к тебе. Кестрел вырубил тебя, чтобы мы смогли сделать то, что нам нужно было, за кулисами. — Он ударил себя в грудь. — Но я даю тебе слово, что я был единственным Хоуком, который прикасался к тебе. — Его глаза опустились на мою ночнушку. — Я одевал тебя, целовал, укладывал тебя в постель. И затем я свернулся на полу, чтобы перекрыть доступ для остальных придурков. Даже несмотря на то, что доказал, что я недостоин, несмотря на то, что ты ненавидишь меня — как и следовало бы, я не смог бы жить с самим собой, если бы рассказал тебе ложь, как и всем остальным.

Рыдание вырвалось из моей груди.

Ох, слава Богу.

Спасибо, спасибо.

Они не касались меня.

Я чуть не опустилась на пол от облегчения. Но осложнения в этих предложениях — правда, бедствие — заставляли меня продолжать подталкивать, продолжать говорить. Как он мог принять мой гнев и развернуть его таким образом? Как он мог растопить мою ненависть так, что она развернулась бумерангом в мою же сторону и обрушилась на меня?

Обхватив себя руками, я сделала шаг ближе. Моя нужда ранить его не отступила, но под моей неистовой яростью было непрестанное желание обнять его, прикоснуться к нему — излечить нас обоих.

Он уклонился.

— Не надо. — Его голос был подавленным — резкое предупреждение, чтобы держать меня на расстоянии.

Мы стояли друг напротив друга. Две фигуры в изумрудном море ковра. Прохладный воздух уговаривал вскипеть мое настроение. Не позволять себе прикасаться к нему было пыткой. Я не могла отказать себе в необходимости контакта — ударить или погладить его — это не имело значения.

Игнорируя его просьбу о пространстве, я приблизилась к нему и прикоснулась к тыльной стороне его руки. Мои глаза вспыхнули от того, каким он был горячим, — каким неестественно теплым для его обычно холодного тела.

— Спасибо, что, наконец, был честен. — Я сглотнула. — Ты не можешь сражаться. Как бы то ни было, ты переживаешь. Какая бы ни была причина, побуждающая тебя принимать наркотики и повиноваться самому жестокому человеку в истории, тебе нужно остановиться. — Мой голос стал тише. — В конечном итоге ты убьешь себя, если не получишь помощь.

Джетро шагнул назад, в его голосе была слышна дрожь.

— Ты не можешь мне помочь. Никто не может.

— Ты ошибаешься, Джетро. Всем можно помочь.

Он фыркнул, болью откликаясь на боль.

Я снова обхватила себя за плечи, трепеща и дрожа, я боролась с густой напряженностью в комнате.

— Расскажи мне, и я даю тебе слово, что буду слушать.

Что ты делаешь?

— Если ты скажешь мне правду, я не буду судить. Я останусь спокойной и воздержусь от осуждения, пока все не приобретет смысл.

Ты правда дашь ему ещё один шанс?

Я стиснула зубы.

Каждый заслуживает второй шанс, если он готов признать жизненные неприятности. Мой отец отдал меня, несмотря на то, что он знал, что пережила моя мать — я простила его. Мой брат сделал меня посмешищем из колонки сплетен — я простил его. А Джетро? Он заставил меня влюбиться в плохого парня и торговать невиновностью ради коррупции. Я влюбилась в него, когда он был закрыт и арктически холоден. Если бы он оттаял и впустил меня, не было бы лучшего подарка. Нет символа глубже, чем две души, кричащие, чтобы соединиться.

— Я могу простить тебя, если ты скажешь мне, — прошептала я. — Я здесь для тебя. Сколько раз мне нужно тебе это сказать?

Ярость исказила его лицо, растворяя его недоверие в моем исповедании.

— Ты говоришь, что не будешь осуждать, но я чувствую твою ненависть ко мне, Нила. Ты говоришь, что ты здесь для меня, но как далеко эта готовность зайдет? — Он отступил назад, продвигаясь к двери.

Он не может уйти.

— Ты ничего не знаешь. И будет лучше, если так и останется...

— Заткнись. — Я подошла к нему, мои пальцы ног погружались в ковер. — Заткнись и скажи мне. Скажи мне, что ты скрываешь. — Мой голос остался ровным, не поднимаясь до гнева, снова закипающего внутри.

Это не битва. Это не ультиматум.

Это был конец.

Точка невозврата во всем, что погружала нас дальше и дальше в ложь. Чем быстрее он взорвется, тем будет лучше.

Тяжело вздохнув, Джетро опустил плечи.

— Я бы хотел никогда не знать тебя. Я бы хотел, чтобы все это исчезло.

Его голос был устрашающим лезвием, разрезающим мои артерии и заставляющим истекать кровью.

— Послушай меня, Джетро Кайт Хоук, — сказала я сквозь новый поток слез. — Я не буду повторять дважды. Если ты послушаешь и поймешь, что я предлагаю, то все может быть по-другому. Но если нет, если снова выберешь свою семью, а не меня, если оттолкнешь меня и притворишься, что то, что существует между нами, не стоит борьбы, я покончу с этим. Ты понимаешь?

Мой голос набирал силу.