Третий долг

— Ты никогда не думал, что другие, возможно, сталкивались с такими же проблемами, как у тебя? — Выражение ностальгии заполнило его лицо. — Я не буду отрицать. Я был неравнодушен к Эмме ближе к концу. Она была не похожа на свою дочь — недисциплинированную и упрямую, но все же она привлекала меня.

Мое сердце еле билось.

Не прерывая разговор, я вытащил маленький флакон и опрокинул таблетку на ладонь.

— Я понятия не имел, — заметил я. Запивая таблетку щедрым глотком коньяка, я добавил. — Я полагаю, что для любого мужчины и женщины логично иметь чувства, если они будут вынуждены жить вместе достаточно долго.

Кат всматривался в свой напиток.

— Я полагаю.

Он всегда это делал. Всегда намекал на тему окольными путями, ожидая увидеть сбит ли я с толку и смогу ли выбраться. Возможно, это срабатывало в прошлом, когда у меня было что-то, чтобы скрывать и нервничать, но сейчас у меня ничего не осталось.

Пустота. Пустота. Пустота.

Мой голос был мягким.

— Ты сделал то, что тебе было поручено. Точно так же, как я причинил боль Ниле, ты причинил боль Эмме.

Его глаза встретились с моими.

— Именно. Ты пустил ей кровь в Первом долге. И я не сомневаюсь, что ты способен довести это наследие до его завершения.

Несколько недель назад, не было ни единого шанса, что я буду в состоянии завершить Финальный долг. Но сейчас все обстояло иначе.

Моя преданность принадлежала Хоукам. Я исполню свой долг. Я унаследую то, что было моим.

— Конечно.

Я совершу убийство.

Это было то, для чего я был рожден.

Кат покачал головой, почти внушая страх.

— Я бы хотел, чтобы этот препарат появился много лет назад. Я так счастлив, что ты на моей стороне все это время. Не говоря уже о том, что Бонни в восторге от того, что ты больше не отвлекаешь Жасмин от учебы.

Я улыбнулся, беря другой стакан.

— Да, мы оба знаем, это было время для меня, чтобы вырасти.

Финч внезапно пролетел над головами. Его красновато-коричневые перья переливались оранжевыми, коричневыми и темно-коричневыми цветами.

Кат вздохнул, проводя рукой по своим белым волосам.

— Есть одна вещь, которую я должен поведать, прежде чем мы сможем оставить прошлое позади. — Его тело напряглось. — Ты, наверное, догадываешься, о чем я собираюсь рассказать.

Мог ли я догадываться?

Я утратил способность мыслить.

Что он ненавидел во мне больше всего? Мою неспособность подчиняться? Мои бесконечные проблемы? Или это был тот факт, что я беспрепятственно спал с Нилой без защиты и каким-то образом потерял частичку себя настолько, что никогда не стану прежним — неважно, каким бы оцепеневшим я ни был?

— Тебе придется просветить меня. Я понятия не имею, что ты имеешь в виду.

— Я должен признать, что ты был невероятно глуп. Если бы эти таблетки не сработали, я бы придушил бы тебя только за одно это нарушение.

Мои брови взлетели.

— Оу? Это будет интересно. Не мучай меня неизвестностью — что же я натворил?

Он усмехнулся.

— Я надеялся, что ты будешь в состоянии рассказать мне почему. Объяснить своими словами, что, черт побери, происходило в твоем испорченном разуме. Но я предполагаю, что это не повторится теперь, когда твое безумие вылечено.

Безумие.

Это надоедливое маленькое слово. У него все еще была капелька власти надо мной. Я ненавидел этот ярлык. Всю мою жизнь, меня называли сумасшедшим, сломленным. В детстве мой отец отослал меня пройти консультацию и получить психиатрическую помощь. В вернувшемся заключении было сказано, что я был сумасшедшим, психически нездоровым.

Каждый день моего детства, Кат напоминал мне о моих недостатках. Я просто возненавидел эти слова. Презираю эти слова.

Кат снова засмеялся, возвращая меня в прошлое.

— Могу я спросить, ты сделал это, потому что действительно не подумал, или ты умнее, чем я считаю?

Началась легкая головная боль.

— Я честно не знаю, к чему ты клонишь.

Что за хрень?

Пока у меня не появилась догадка, я не сказал ни слова. Я научился скрывать, а эти привычки тяжело разрушить.

Кат рассмеялся, его смех был наполнен гордостью.

Мое сердце парило. Я никогда не устану от чувства, что он гордится мной.

— А ты смельчак, Джетро. Я расскажу тебе. Я всегда наделся, что появление твоей собственной игрушки Уивер поможет тебе исправиться. — Наклонившись, он хлопнул меня по колену. — Мне нравится этот мужчина передо мной. Для меня большая честь называть его своим сыном.

Дерьмо... ничего себе.

Прочистив горло, я поднял свой стакан.

— Ценю это, отец. Больше, чем ты думаешь.

Откинувшись в своем кресле, Кат сказал: