Третий экипаж (сборник)

«О, Киш! Разве можно п-п-повторить историю всего мира? – Учитель Анну ошеломленно уставился на Киша, седые усы шевелились. – Ты не можешь вспомнить историю только одной своей собственной жизни, как же я повторю историю всего нашего мира? – Он застонал. – Т-т-такая работа делается веками. Еще три-четыре века, и народ Аху имел бы книгу, по которой можно учиться. Совесть неизменна, Киш. Существа убивают и спасают, разрушают и строят, а совесть подсказывает им, что делается правильно, а что делается неправильно. – Он прикрыл мутные глаза. – Я сделал б-б-большую ошибку, Киш: не надо было писать на сладкой рисовой бумаге. У совести свои законы. Я выслушивал каждого, кто приходил ко мне. Горе и радость, обман и дружеские советы. Ни один серый сарафанчик не миновал моей библиотеки, все новости сходились на мне. И ты часто сидел рядом. И т-т-ты впитывал мою мудрость. Когда-то мышь по имени Маллуха, потерявшая своих детей, выкормила тебя. Ты сам говорил, что тебе снится только тучная грудь Маллухи, больше ничего. А почему тебе другое не снится? – Он сурово уставился на Киша. – Мы выкормили тебя, мы внушили тебе, что мир обязательно должен быть низким и сумеречным, что подземных камер и переходов в Большой норе должно быть неисчислимо много, а ягоды и грибы бесконечно вкусные. Что тебе еще снится, Киш?» – «Зверь Келилгу снится». – «Это твои страхи, Киш». – «Еще звездное небо снится». – «А это твои надежды, Киш».

Учитель Анну безнадежно опустил голову. В темноте за полуприкрытой дверью тихонько ахнула его дочь – может, укололась об острую соломинку, может, страшно стало. Учитель стоял перед Кишем, в руках – обрывки изгрызенной книги.

«Я проверю каждого, Киш. Сам п-п-осмотри на эти обрывки. Возьми, возьми их в руки, не бойся. Пусть твоя рука не дрожит, – он уставился на руку Киша, но она не дрожала. – Теперь всем жителям страны Аху, Киш, я буду задавать хитрые вопросы. Если кто-то начнет увиливать от правильных ответов о небесной механике или о корнях любви к ближнему, такого схватят. Если увижу в глазах понимание того, о чем я писал в своей «Книге совести», такого тоже схватят. Тот, кто съел мою книгу, должен понимать многое. Ты как думаешь?»

«Я никак не думаю».

«Значит, готов к плохой новости?»

Киш подумал и кивнул. Такой день: новости, в основном, плохие.

«Так вот, Киш. На время проверки ты изгоняешься из Большой норы. Может, последствия от съеденной «Книги совести» проявляются в живом существе не сразу, так что, мы не хотим кормить возможного преступника. Через полгода тебя найдут и приведут сюда. И если в твоих глазах я увижу понимание сложных превращений одного вещества в другое или понимание причины, по которой стоит сунуть невинного старого хранителя в развилку сухого корня, тебя схватят. Может, к тому времени окажется, что все невиновны, а только ты начал многое понимать про всё живое и неживое, невообразимо много стал понимать, Киш, тогда тебя схватят. Так не бывает, чтобы кто-то совсем ничего не помнил, что с ним происходило год или десять лет назад. Старому Аппу было много лет, больше, чем мне. Он понимал мир больше на ощупь. Но даже старый Аппу любил рассказывать о том, как в пору его юности приходили с юга большие звери и вытаптывали тундру. А с запада появлялись Дети мертвецов и съедали даже тех, кто считал такие поступки правильными. А с севера приплывали сумеречные ламуты. Всякое бывало. Так что уходи, Киш». – «А куда мне идти, Учитель?» – «Тебя нашли недалеко от Столба. Видишь, как я много помню. Мышь Маллуха выкормила тебя как своего ребенка. Мы могли стать тебе братьями и отцами по материнскому молоку, но ты не рассказываешь нам снов». – «Зачем к Столбу? Там сейчас холодно». – «Тебя нашли у Столба. И тоже не летом». – «Но к Столбу, говорят, движутся сейчас Дети мертвецов». – «Ну и что? Они всегда движутся. Иди, Киш. П-п-роверь себя. Если это ты съел «Книгу совести», может, спасешься. А если ты не ел книгу, мы не убьем тебя».

И горестно кивнул:

«Уходи».

IV

Киш вышел из Большой норы.

Было сумеречно и снежно, но его узнали.

Бабы-мыши оставили каменные сечки, которыми на пороге рубили сырую березовую кору. Одна подняла голову, крикнула весело: «Киш, оставь моему мужу ремень!» Считала, наверное, что Киш не убивал Аппу и не съедал «Книгу совести», значит, умрет, не вернется. Теплая дочь Учителя выбежала на порог, сконфуженно отвернулась, сомневалась – ждать Киша обратно или он уже никогда не вернется? Мышата в замшевых футболках с изображением Учителя на груди оторвались от учебной мышеловки, в которой валялась подделка под вкусный сыр; это помощник Учителя проводил урок по бесплатным приманкам.

Слухи о неожиданных бедах, свалившихся на Большую нору, многих вывели наружу.

«Оттаяли», – подумал Киш.

Он никого не боялся, нежный запах снега, чистых пространств звал куда-то. Вдохнул вкусный воздух. Ледяной снежок, пущенный кем-то из детей, попал Кишу в голову, но он только улыбнулся.

Оставляя неровную цепочку следов, двинулся в сторону теплого озера.

Зимняя ночь еще не растаяла. Полярный день как начался, так и кончился.