Третий фланг. Фронтовики из будущего

— Эй, найди мне Черниченкова, скажи, что я приказал, пусть побыстрее поднимется в свой кабинет!

Ему было неприятно видеть этого откормленного и вполне довольного жизнью сержанта, читающего в тепле газету, когда в стране миллионы людей голодали и работали по двенадцать часов в холодных цехах заводов.

— Бегом, сука!. Минута времени. Время пошло. Не успеешь, пристрелю на х…

Дежурный вылетел из здания быстрее, чем снаряд из пушки. Видимо, он понял, такой — пристрелит.

Через несколько минут в открывшуюся дверь своего кабинета осторожно протиснулся начальник лагпункта.

— Вызывали, товарищ майор? — робко переспросил он. По злобному виду Олега было понятно, что грядет буря. И зря Черниченков надеялся, что потеря двадцати человек, которых забрал с собой этот ненормальный, самая большая проблема. Проблемы начинались только теперь. Даже выпитый спирт не давал обычного ощущения важности и вседозволенности.

— Нет, блядь, прикалываюсь, сижу. Сколько у тебя в лагере уголовников не работает? — Неудержимое бешенство охватывало Олега. Зверь просил крови.

— Все работают, — прошептал, теперь уже, скорее всего бывший, начальник лагеря. Но, вовремя спохватившись, добавил: — Кроме тех, кто в санчасти лежит. Больные.

— Не п…и, б…ь, больные! Я тебя сейчас самого больным сделаю! Чтобы через пять минут все блатные и воры в законе стояли перед администрацией. Бегом, блядь!

Черниченков исчез за дверью, и в коридоре послышался его визгливый голос. Соджет специально засек время. В пять минут, конечно же, никто не уложился, но минут через десять в дверном проеме показалась красная морда начальника лагпункта:

— Товарищ майор госбезопасности, ваше приказание выполнено!

За это время Олег успел попить чаю, надеть полушубок и даже немного успокоиться.

На площадке перед зданием администрации стояло человек сорок. Они пытались изображать какое-то подобие организованного строя. Именно подобие, так как стоявшие вид имели крайне самоуверенный, если не сказать наглый. Они курили, переговаривались и вообще стояли с таким видом, как будто бы их оторвали от очень важных дел ради прихоти какого-то мудака.

Соджет спустился с крыльца администрации и направился к уркам. За ним следом из здания вышли несколько его бойцов, сам Черниченков, человек пять-семь вохровцев. Последним было интересно посмотреть на этот спектакль. Как-никак развлечение в их серой и однообразной жизни.

Когда до блатарей осталось метров шесть-семь, один из них, видимо, или самый главный, или самый наглый, обратился к Олегу:

— Чего звал, начальник, опять агитировать будешь?

Но агитировать их никто не собирался.

— Так, граждане уголовники, запомните этот день на всю свою оставшуюся короткую жизнь. С сегодняшнего дня у вас один выбор: или вы работаете как все, или всех вас и всю такую мразь, как вы, мы будем расстреливать.

— Э, начальник, не гони волну. У меня чирик капает, и пусть капает. А будет вышка, тогда и подкатывай, — раздался голос из толпы.

— Это кто там такой умный раззявил свою помойку? — спокойно парировал Соджет. Ярость куда-то ушла. Осталась злость. Холодная и жесткая злость. И ничего более.

— Это ты здесь такой смелый, пока вохра за спиной с автоматами стоит. А зайди к нам в барак, покалякать за жизнь. Мы тебя быстро из Васьки в Машку перекрестим, — ответил зэк, стоявший ближе всего. За спиной у него дружный раздался гогот.

Олег не спеша расстегнул портупею и бросил ее рядом с собой на снег. Отметив боковым зрением, что его ребята рассредоточились, перекрывая возможные сектора стрельбы, и при этом как бы невзначай передернули затворы своих ППД. Где-то сбоку появился Немченко, держа руку на кобуре с пистолетом.

— Что здесь происходит? — завопил своим визгливым голосом начлаг. — Я протестую, у вас нет права устанавливать здесь свои порядки!

Видимо, выпитый спирт все-таки оказал свое пагубное влияние на этого вообще-то трусливого человека.

— Ебло завали! — рявкнул на него Соджет. Такой рык мог остановить даже носорога, а уж трусоватого по своей природе Черниченкова и подавно.

— О, гляньте, братва, а начальничек-то раздевается. Бес, наверное, ему твоя идея так по душе пришлась, что он решил прямо тут перекреститься, — раздался голос из толпы, а громкий смех почти заглушил последние слова говорившего.

— Значит, ты Бес? — Олег обратился к стоявшему ближе всего к нему зэку. Тот был крепкого телосложения, невысокого роста. Одет в новую тужурку, из-под которой торчал белый шарф, а на ногах у него были войлочные сапоги. Причем такие сапоги зимой были за счастье для любого командира на фронте. А здесь, в лагере, их носил вор в законе. Значит, кто-то на фронте отмораживал себе ноги в кирзачах. Валенок на всех не хватало. Но зацепило не это. Зацепил девственно-белый шарф. В этот миг Соджет приговорил Беса.

— Ага, сейчас полушубок сниму, — он уже был расстегнут, и осталось его только скинуть, — и суну тебе по самые гланды, или сначала зубы выбить? Чтобы сосать не мешали.