Гогенлоэ каждый раз все настойчивее старался вручить мне послание, которое, по его словам, исходило от Гитлера. Согласно ему, Гитлер не хотел наносить ущерба ни Великобритании, ни Британской империи (хотя указывалось на полезность соглашения о бывших германских колониях) и не хотел выдвигать репарационных требований. Его единственное условие состояло в том, чтобы мы заключили мир и дали ему в Европе полную свободу действий.
Далее Келли утверждает, что не вел никаких переговоров и лишь хотел достичь «оттяжки» (так как Гогенлоэ связывал ответ с началом бомбардировок Англии). Мол, он сообщил о предложениях Гогенлоэ сэру Роберту и не получил никакого ответа.
Но так как мы располагаем не только документами Келли, но и архивом самого принца Гогенлоэ, то имеем возможность восстановить события с большей определенностью. В одной из заметок, составленных после войны, сам Гогенлоэ писал:
«В первые дни войны мы сняли виллу в Гстааде (Швейцария), так как наши дети учились в Лозанне и Гстааде. В мае 1940 года я поехал в Богемию навестить свою мать и посмотреть, как идут дела в моем замке и имении. Сюда я пригласил профессора из Берлина, который любил охотиться, — это давало мне возможность запастись мясомдля семьи (на мясо в то время были ограничения). Я был очень благодарен ему за информацию о том, что происходит в Берлине, а также за советы и предупреждения. Он помог мне сформулировать мои мысли; я их записал таким образом, чтобы они были приемлемы для Берлина… Профессор ожидал в предстоящие три месяца принятия важных решений, так как различные инстанции просили его дать исторические и юридические консультации по поводу следующих трех проектов.
I. Вторжение или бомбардировка Великобритании
. Гитлер, исходя из своей расовой теории и восхищения перед английским народом, был склонен избежать этого… Геринг не хотел брать на себя ответственность за такие действия, зная намерения Гитлера и настроения в его войсках. Генералы были озабочены невероятными потерями в людях, и технике и рассуждали о том, что, проиграв сражение, Гитлер должен пасть. В Берлине понимают, что даже захват Британских островов не покорит английский народ? Это не будет концом войны, ибо британцы будут сражаться при помощи других стран империи и Америки. Зная, что у меня много друзей в Англии, профессор посоветовал мне срочно помешать этому плану. Я полностью с ним согласился.II. Вторжение в Россию.
Чтобы передать настроения, царившие в Берлине, я расскажу… что послал Герингу и полковнику Остеру две почтовые открытки с моими комментариями. Это были копии картины Давида «Наполеон форсирует Березину»…III. Война с Англией путем вторжения в Африку, на Ближний Восток и в Индию.
Эти планы имеют сторонников в Берлине, однако их не разделяют Риббентроп и его клика, которые требуют прямого нападения на Англию.Таковы были тезисы профессора, которые дали мне представление о ситуации».
Кто был «профессор из Берлина»? Есть основания предполагать, что это был д-р Рейнхард Хён — человек, известный в берлинских кругах не только как ученый. Хён имел чин бригадефюрера СС и был первым начальником центрального отдела IV Управления в Главном управлении имперской безопасности СС, т. е. гестапо. Это придавало миссии принца дополнительный вес.
Принц далее пишет:
«Получив в моем богемском замке информацию от профессора, я перепроверил ее через моего друга в ведомстве Хевеля в Берлине, у хорошо знакомого мне бывшего посла в Испании и у полковника Остера. После этого я вернулся к семье в Гстаад, как раз начинались школьные каникулы. При случае я говорил об огромной опасности вторжения в Британию. Для каких-либо действий в Восточной Европе в этом году уже было поздно. Что касается действий в Африке, то к ним готовились, хотя об этом не было договоренности с Италией.
Я вспоминаю об обеде с Буркхардтом, о встрече с папским нунцием, далее с оказавшимся в Швейцарии другом Ванситтарта и с Паравичини. Ему я сказал, что охотно встречусь с Келли, которого знаю по Мексике с 1925 года. Паравичини пригласил меня на ужин; на нем были его дочь, несколько знакомых, супруги Келли и испанский посол… После ужина я беседовал с Келли об актуальных проблемах и об огромной опасности для Британии. Мы договорились снова встретиться в Берне. Инициатива принадлежала не Буркхардту, не Паравичини, не Келли. Это было мое пожелание.
В начале июля ко мне приехал германский посол в Берне, чему я очень удивился. После беседы на общие темы он вручил мне запечатанный конверт из ставки от Хевеля. Посол торопился, и лишь после его отъезда я вскрыл конверт. В нем было письмо. Оно начиналось так: «Главная ставка фюрера. Посол Хевель». И далее: «После длительных размышлений фюрер принял решение вступить в союз с Англией…»