Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны

Автор одной из книг о Гессе В. Шварцвеллер, процитировав эти «предложения», не без основания пишет: «Настало время выбросить на свалку истории залежавшуюся легенду (а в нее часто охотно верят) о том, что Рудольф Гесс был одиноким миссионером гуманности и высшим его желанием был только мир, но его благородная миссия натолкнулась на стену непонимания. Человек, который топчет цветы в моем цветнике, мучит мою кошку и терроризирует моих друзей, а потом говорит, что я могу у себя на задворках сажать гвоздики, редиску и капусту, если я разрешу ему в любой момент снова топтать сад, мучить кошку и терроризировать моих друзей, — такой человек не может называться «ангелом мира». Это грубый, хотя и наивный вымогатель».

Шварцвеллер выбрал слишком вежливое сравнение: ведь на деле речь шла не о гвоздиках и редиске, а о миллионах человеческих жизней, о Ковентри и всей Англии. Самолеты люфтваффе не мучили кошек, а уничтожали людей.

Тогда, в мае 1941 года, лидеры Великобритании решили продолжать свои беседы с человеком, «топтавшим цветник». Черчилль, узнав о содержании разговора Киркпатрика с Гессом, заметил, что, видимо, у Гесса есть и другие намерения. Начались споры, в ходе которых неожиданным образом в прессу просочились сведения о преда варительных контактах Гесса и Гамильтона. Английской правительство опровергло их вопреки истинному положению дел и тем самым усилило недоверие общественности: а вдруг действительно речь идет о сговоре?

К примеру, в Токио полет Гесса вызвал полное замешательство. Немецкий военный атташе в Японии Кречмер доносил в Берлин, что японцы крайне обеспокоены перспективой англо-германского соглашения. Ведь предстояло японское нападение на Сингапур! В свою очередь, в Риме полагали, что Гесс послан самим Гитлером (так записал в своем дневнике министр иностранных дел граф Чиано 16 мая 1941 года). И в Вашингтоне задавали вопросы: неужели оживает дух «умиротворения»? Рузвельт считал, что в английской верхушке этот дух весьма силен.

Если исходить из логики военной ситуации, при которой Англия и Германия находились во вражеских лагерях (причем Англия в те дни уже знала, что война вскоре будет расширена ввиду ожидавшегося нападения Германии на СССР), то, конечно, притязания Гесса должны были быть немедленно отвергнуты, а сам он подлежал заключению в лагерь для военнопленных. Какой, действительно, мог идти разговор с ним? Казалось бы, англичанам все ясно: по заявлению Гесса, «Германия намерена предъявить России определенные требования, которые должны быть удовлетворены либо путем переговоров, либо в результате войны». Именно так доложил своему правительству о беседе с Гессом Киркпатрик.

Однако английское правительство практически вступило в переговоры с Гессом, поручив это лорду-канцлеру Джону Саймону. Переговоры состоялись 9 июня.

О чем же шла речь 9 июня 1941 года в Митчет плейс, что близ авиационной базы Олдершот под Лондоном? Сюда Гесс был переведен на «постоянное жительство», причем оно ни в коем случае не напоминало по своим условиям о месте содержания военнопленного, которым практически являлся Гесс. Это был обычный дом со всеми удобствами, охранявшийся солдатами королевской гвардии (последнее весьма импонировало «заместителю фюрера»).

Протокол[30] содержит более 80 страниц, причем Саймон именуется в нем «психиатром д-ром Гатри», Киркпатрик — «д-ром Маккензи». Гесс обозначен буквой «Дж» (англичане дали ему псевдоним «Джей» — «Сойка», дабы в документах имя Гесса не упоминалось). Протокол начинается так:

«Совершенно секретно

9. VI.1941

С 14.30 до 17.30

Д-р Гатри. Я полагаю, что наш план очень хорош. Мы находимся здесь, с нами — стенографист, свидетель г-н Масс, далее — в качестве переводчиков д-р Маккензи и капитан Барнс.

Г-н имперский министр, меня проинформировали, что вы прибыли сюда, будучи облеченным некой миссией, и что вы хотели поговорить по этому вопросу с кем-нибудь, кто мог бы передать это правительству. Как вы знаете, меня зовут д-р Гатри, и я уполномочен правительством выслушать вас, беседовать с вами и ответить, насколько это будет возможно, на любые вопросы, которые вы хотите поставить мне…

Дж. Я очень рад, что прибыл г-н Гатри.

Дж. Я знаю, что мое прибытие очень трудно понять.

Дж. Ввиду того, что это был экстраординарный шаг, я не могу ожидать иного отношения.

Дж. Именно поэтому я хотел бы начать с того, что объясню, как я прибыл сюда.

Дж. Эта идея пришла мне, когда я был вместе с фюрером во время французской кампании в июне прошлого года…[31]

Д-р Гатри. Может быть, вы предпочли бы употребить выражение «я пришел к этому решению» и повторить эти слова. Это лучше, дабы не произошло никакого недоразумения.

Переводчик. Хорошо.

Д-р Гатри. Итак, будьте любезны повторить последнее предложение: я не совсем понял его.

Г-н стенографист, будьте любезны повторить.

Секретарь. Я пришел к решению прибыть сюда после того, как я видел фюрера во время французской кампании в июне…»