Третий глаз-алмаз

Лариса Петровна уставилась на тарелку, где лежали остатки бисквита, щедро украшенного кремом.

– Да, я обуза, – прошептала она, – даже за столом мы говорим только о моих проблемах! Это ужасно! Кара, подай носовой платок, извини, что, как всегда, мешаю тебе пить чай, но самой-то мне не встать! Господи, бедная моя доченька! Досталась же тебе увечная мать! Из-за меня ты живешь в одиночестве.

– Мамуля, – устало сказала Карина, протягивая ей салфетку, – я очень тебя люблю.

– Нет, я жернов! – зарыдала Лариса. – Камень на твоей шее! Не спорь!

– Она и не собирается, – не выдержала я, – вы совершенно правы, паралитик – это жернов на шее. Кабы не вы, Карина бы вышла замуж!

Кара закашлялась, а Лариса перестала рыдать.

– Я обуза? – спросила она.

– Огромная, – подтвердила я, – вы так часто говорите о своем несчастье, что убедили Карину: мать – ее крест.

– Хочу еще торта, – тут же перевела разговор в другое русло Лариса.

– Вам нельзя, – не выдержала я, – у вас печень! А больная печень вызывает депрессию.

– У меня нет плохого настроения, – ляпнула Лариса, – просто скучно бывает. Без учеников трудно, я привыкла приносить пользу и работать с молодежью.

– Вы преподаватель? – спросила я.

– Русского языка и литературы.

– Значит, мы коллеги, я много лет преподавала французский.

– Что вы говорите! – обрадовалась Лариса.

– Сколько вы брали за урок? – поинтересовалась я.

– Десять долларов – стандартная цена, к вступительным экзаменам в институт я не готовила, слишком большая ответственность, – пояснила Лариса, – возраст моих учеников – двенадцать-тринадцать лет.

Я схватила даму за плечо.

– Лариса Петровна! Наша встреча неслучайна! У моей подруги Марины девочка-восьмиклассница, отвратительно пишет, представляете, в слове «ёж» она сделала четыре ошибки!

– Как это? – изумилась учительница.

– Написала «иошь», – засмеялась я.

– Да уж, – покачала головой Лариса, – это может показаться странным, но мне подобные случаи всегда были наиболее интересны!

– Возьмете Настю в ученицы?

– Я? – на этот раз совершенно искренне удивилась дама.

– Вы, конечно.

– Заниматься с девочкой?

– А что тут такого? Сейчас лето, педагоги не хотят работать, у детей каникулы, моя подруга не может найти репетитора, а Настю необходимо подтянуть!

– Но я инвалид! – выдвинула привычный аргумент Лариса Петровна.

– Но не на голову же! – бестактно заявила я.

– Вы правы, – протянула Лариса, – сяду у стола… десять долларов в час нам не помешают, и с ребенком, который написал «иошь», очень интересно работать…

– Думаю, к осени вы будете отбиваться от учеников, – оптимистично пообещала я и схватилась за телефон. – Марина, привет, я нашла тебе учительницу, ее зовут Лариса Петровна, вот, держите!

Хозяйка взяла трубку и стала беседовать с Мариной.

– Ну как? – хором поинтересовались мы с Карой, когда притихшая Лариса Петровна положила на стол мобильный.

– Они приедут через пару часов, уже собираются, – растерянно ответила хозяйка.

– Вот и отлично, – потерла я руки, – у нас есть время мирно попить чайку. Кстати, женщина, которая довела Кару до нервного срыва, что от вас хотела?

Лариса Петровна взяла чашку.

– Сумасшедшая!

– Мама, можно я расскажу? – попросила Кара.

Хозяйка царственно кивнула, и дочь ввела меня в курс дела.

Муж Ларисы Петровны и отец Кары был известным журналистом. В советские годы он работал в партийной газете, впрочем, тогда все издания были партийными, даже те, что выпускали профсоюзы. Николай Михайлович Егоров исправно писал заметки о лучших колхозниках и рабочих, взявших на себя обязательства выполнить пятилетку в четыре года, но в душе он был репортером, человеком, добывающим сенсации. Вот только в таких «горячих» корреспондентах пресса тех лет не нуждалась.