Третий глаз — алмаз

Лариса Петровна уставилась на тарелку, где лежали остатки бисквита, щедро украшенного кремом.

— Да, я обуза, — прошептала она, — даже за столом мы говорим только о моих проблемах! Это ужасно! Кара, подай носовой платок, извини, что, как всегда, мешаю тебе пить чай, но самой-то мне не встать! Господи, бедная моя доченька! Досталась же тебе увечная мать! Из-за меня ты живешь в одиночестве.

— Мамуля, — устало сказала Карина, протягивая ей салфетку, — я очень тебя люблю.

— Нет, я жернов! — зарыдала Лариса. — Камень на твоей шее! Не спорь!

— Она и не собирается, — не выдержала я, — вы совершенно правы, паралитик — это жернов на шее. Кабы не вы, Карина бы вышла замуж!

Кара закашлялась, а Лариса перестала рыдать.

— Я обуза? — спросила она.

— Огромная, — подтвердила я, — вы так часто говорите о своем несчастье, что убедили Карину: мать — ее крест.

— Хочу еще торта, — тут же перевела разговор в другое русло Лариса.

— Вам нельзя, — не выдержала я, — у вас печень! А больная печень вызывает депрессию.

— У меня нет плохого настроения, — ляпнула Лариса, — просто скучно бывает. Без учеников трудно, я привыкла приносить пользу и работать с молодежью.

— Вы преподаватель? — спросила я.

— Русского языка и литературы.

— Значит, мы коллеги, я много лет преподавала французский.

— Что вы говорите! — обрадовалась Лариса.

— Сколько вы брали за урок? — поинтересовалась я.

— Десять долларов — стандартная цена, к вступительным экзаменам в институт я не готовила, слишком большая ответственность, — пояснила Лариса, — возраст моих учеников — двенадцать-тринадцать лет.

Я схватила даму за плечо.

— Лариса Петровна! Наша встреча неслучайна! У моей подруги Марины девочка-восьмиклассница, отвратительно пишет, представляете, в слове «ёж» она сделала четыре ошибки!

— Как это? — изумилась учительница.

— Написала «иошь», — засмеялась я.

— Да уж, — покачала головой Лариса, — это может показаться странным, но мне подобные случаи всегда были наиболее интересны!

— Возьмете Настю в ученицы?

— Я? — на этот раз совершенно искренне удивилась дама.

— Вы, конечно.

— Заниматься с девочкой?

— А что тут такого? Сейчас лето, педагоги не хотят работать, у детей каникулы, моя подруга не может найти репетитора, а Настю необходимо подтянуть!

— Но я инвалид! — выдвинула привычный аргумент Лариса Петровна.

— Но не на голову же! — бестактно заявила я.

— Вы правы, — протянула Лариса, — сяду у стола… десять долларов в час нам не помешают, и с ребенком, который написал «иошь», очень интересно работать…

— Думаю, к осени вы будете отбиваться от учеников, — оптимистично пообещала я и схватилась за телефон. — Марина, привет, я нашла тебе учительницу, ее зовут Лариса Петровна, вот, держите!

Хозяйка взяла трубку и стала беседовать с Мариной.

— Ну как? — хором поинтересовались мы с Карой, когда притихшая Лариса Петровна положила на стол мобильный.

— Они приедут через пару часов, уже собираются, — растерянно ответила хозяйка.

— Вот и отлично, — потерла я руки, — у нас есть время мирно попить чайку. Кстати, женщина, которая довела Кару до нервного срыва, что от вас хотела?

Лариса Петровна взяла чашку.

— Сумасшедшая!

— Мама, можно я расскажу? — попросила Кара.

Хозяйка царственно кивнула, и дочь ввела меня в курс дела.

Муж Ларисы Петровны и отец Кары был известным журналистом. В советские годы он работал в партийной газете, впрочем, тогда все издания были партийными, даже те, что выпускали профсоюзы. Николай Михайлович Егоров исправно писал заметки о лучших колхозниках и рабочих, взявших на себя обязательства выполнить пятилетку в четыре года, но в душе он был репортером, человеком, добывающим сенсации. Вот только в таких «горячих» корреспондентах пресса тех лет не нуждалась.