Третий глаз-алмаз

– Значит, это вы постарались! Я проверил, на снимках, которые сделали менты, другой натюрморт. Дочки Лукашиных, они ведь приемные, не очень-то друг друга жаловали?

Только ужасом, который обуял Тельму, можно объяснить, что она сказала правду.

– Да они вечно лаялись, перед родителями прикидывались, а по сути, жили в ненависти.

– Отлично, – закивал Владимир. – И кто из крошек столкнул Жанну?

Тут к Тельме вернулось самообладание.

– Убирайтесь прочь! – с яростью сказала она.

– Я заплачу за рассказ, – не смутился Егоров.

– Отвалите, – перешла Тельма на жаргон.

– Ладно, – пожал плечами Николай, – мне пока хватит услышанного. Но я еще вернусь. Читайте «Лупу» в субботу, непременно изложу в статье свои наблюдения. А дальше посмотрим.

Представляете ужас Тельмы? В пятницу она купила желтое издание, нашла там свое имя и впала в панику. Она решила поговорить с Николаем, обратилась в справочную, разузнала телефон «Лупы» и соединилась с редакцией. Ответил не особо вежливый мужской голос:

– Алле! Че надо?

– Это «Лупа»? – пытаясь сохранить спокойствие, спросила Тельма.

– И чего?

– Позовите Егорова.

– Кого?

– Вашего главного редактора.

– Ах, этого! Он спекся!

– Простите? – не поняла Тельма.

– В больнице валяется, – пояснил мужчина, – газета теперь наша, не фиг сюда трезвонить.

– Значит, Егоров больше не хозяин издания? – не веря своему счастью, переспросила Тельма. – Материалы его не опубликуют?

– Сказал уже, он в реанимации, не фиг звонить.

Только человек, получивший помилование от смертной казни, может понять чувства Тельмы. Судьба помогла Барсуковой; что случилось с наглым корреспондентом, она не знала, но так ему и надо!

Тельма замолчала, я тоже не произнесла ни слова, сидела молча, уставившись в экран работающего без звука телевизора. У Барсуковой был включен канал КТК, демонстрирующий новости. Вдруг появилось лицо Лизы, заплаканное, опухшее, потом камера отъехала чуть вбок, стало видно, что ее ведут под руки в машину «Скорой помощи». Забыв спросить разрешение у хозяйки, я схватила пульт, комнату заполнил мужской голос:

– …некрасивой истории. Впрочем, теперь слово отцу, Юрию Гинзбургу.

Слева возникло изображение дородного мужчины с красными щеками.

– Юрий Анатольевич, – зачастил корреспондент, – вы согласились дать нам эксклюзивное интервью.

– Да.

– «Желтуха» в своей статье говорит о том, что продюсер Гинзбург ради отсрочки кредита инсценировал похищение дочери Варвары. Это правда?

– Да.

– Как вам такое пришло в голову? – неожиданно выдал искреннюю человеческую эмоцию журналист.

Юрий стал багровым.

– Мне очень тяжело. С девочкой не должно было ничего случиться. Ее спрятали на квартире у близкой знакомой… но…

– Дальше, пожалуйста! – поторопил продюсера интервьюер.

– Лукашина… она… Моя жена… В общем, некто Владимир, писатель, украл Варю у Светланы. Он их убил.

– Кого? – вытаращил глаза тележурналист.

– Владимир лишил жизни Лукашину, женщину, которую мы просили присмотреть за Варей, а затем и Варю, – вдруг вполне внятно объяснил Юрий. – Владимир был некоторое время любовником моей жены Лизы. Супруга призналась, что их связь длилась неделю, Елизавета разорвала отношения. Но писатель ее шантажировал и в конце концов решил наказать бросившую его женщину. Он договорился с Лукашиной, и та отдала ему ребенка. Почему? Правды нам уже не узнать. Но у Владимира и Лукашиной был сообщник.

Я икнула: вот это новость!

– Вчера днем мне по электронной почте пришло письмо. «Положи в чемодан два миллиона долларов и приезжай один по адресу…» Я не стану сообщать подробности!

– Не надо, – ошарашенно согласился журналист. – Вы исполнили приказ?

– Да. Явился ночью в указанное место, положил сумку с деньгами, и мне на ноутбук через пять минут пришло сообщение, предписывающее отправиться в деревню Зеленовка. Я доехал до заброшенного села и нашел в развалинах магазина мешок.

– С трупом девочки! – в полном ужасе выдохнул корреспондент.

– Нет, – прошептал Юрий, – там лежали вещи Вари, все в крови, брюки, нижнее белье, одна серьга и браслет, которые я подарил ей на десятилетие, а еще письмо, пара напечатанных строк.

– Можете их вспомнить?

Продюсер кивнул.

– «Вы испортили мне жизнь, мучаясь от переживаний, я не могу работать над великой книгой. Пусть теперь и вас терзает горе. Варвара мертва, где ее могила, не узнать никому. Владимир». Я больше не могу… все… уберите камеру.

Изображение Гинзбурга пропало.