Третий источник

Толяныч вновь закурил и попробовал обнулиться, но лехин софт все так же был убежден, что обнуление не требуется. Странно другое - он не сообщил о сбое в коррекции, словно бы параллельное присутствие Фантика теперь стало в порядке вещей. А это, братан, уже на шизофрению смахивает, о как! Пора бы уж встретиться с этим лехиным психологом-программистом на предмет починки коррекции. Кстати и чипы пока имеются, тьфу-тьфу, грязные, правда...

Мысли перекинулись к звонку уездной герцогини. Да еще путались под ногами все те же гипотетические отморозки, что могут вот-вот нагрянуть. И напряжение вновь защекотало позвоночный столб. Чтобы переключиться на прелести Альбы потребовалось особое усилие - куда приятнее об этом восьмом чуде света поразмышлять...

"Все-то ты козел не угомонишься никак..." - начал Фантик свою приветственную речь, но должного отклика не получил.

- Дивлюсь я на небо, тай думку гадаю... - напевал Толяныч, пуская дым в потолок, хотя и не был уверен в таганрогском происхождении песенки. Вздремнуть, что ли? Ну, это навряд ли...

Он потянулся к телефону: подобное надо лечить подобным. Организм вновь требовал разрядки.

***

Толяныч пощекотал девушку по груди указательным пальцем и подмигнул ей. Девушка осталась безучастна. Пялила себе в никуда голубые глазищи. Прохладная. Тогда он погладил ее уже всей ладонью и даже попытался слегка подковырнуть, но увы - она, казалось, прикипела к перилам намертво.

"Эх ты, - вздохнул Толяныч, - а я то тебя, можно сказать, люблю. Вот сейчас Пичка подъедет - вот она не такая. Она отзывчивая. И теплая..."

Он опять погладил девушку.

Мимо нее он ходил ежедневно уже в течении года, а ее улыбка за это время так и не изменилась. И кто оказался тем доброхотом, что оставил ее на грязно-коричневых перилах при входе в метро, неизвестно, впрочем и не интересно. Зимой голые груди девушки, лоснящиеся глянцем, оставались все такими же упругими на вид, совсем как у этой чертовой герцогини. Добрые наклейки буржуи делают. Может все же отковырнуть ее да домой принести - на холодильник к примеру прилепить?

Ольга опаздывала. Толяныч вздохнул, поковырял девушку, но уже без всякого энтузиазма, и неожиданно для себя накарябал ногтем по глянцу "АЛЬБА", так же неожиданно для себя вкладывая в процесс нечто магическое. Не иначе, как бабкина доктрина начала оказывать тайное влияние.

"Встреча на Альбе..." - пришло на ум без всякого видимого перехода. Впрочем, напротив курил камуфляжный мужик цвета хаки и в темных очках, и именно он явился источником данной ассоциации.

"Хотя нет, на Альбе я предпочел бы его не видеть..."

Продолжения мысль не получила, поскольку на эскалаторе появилась Пичка и бодрым шагом направилась прямиком к Толянычу.

"Да, брат, не кремень ты..." - попенял Фантик своего носителя.

Тоже мне, Америку открыл! Это я и сам знаю - все-таки позвонил Пичке, хотя зарекался этого не делать хотя бы дня два с целью отдохнуть и поискать новые способы снятия напряжения. Да и поднакопить секреции не помешает. Но водки в гостях у теть Маши выпить пришлось почти машинально, а значит один зарок уже нарушен. Теперь вот следующий...

"Не кремень, - сделал окончательный вывод Фантик. - Впрочем я тоже."

Бодро отмахивая рукой подошла Ольга, вся такая свежая, что Толяныч даже не понял, как это можно думать о какой-то полустертой в памяти герцогине, пусть и трижды выдающихся форм. Неужели он совсем недавно мог все это перевернуть ради одного звонка? Но Альба позвонила все-таки сама, а это оставляет некую надежду, что, глядишь, звонок окажется не последним. Тем более, что ее роль во всей истории так и не прояснилась: при чем здесь таганрогская дива, и за кем все же следил на Мендилеевской слюнтяй, оказавшийся вдруг ядовитым? Вопросы, вопросы... Кому же их задать, если Галина например считает, что недостаток информации - благо. Остается Крот с Лешим, хотя непонятно, что менты могут разнюхать по поводу всякой мистической мути.

- Привет! - Пичка улыбнулась, блеснула антрацитовым круглым глазом, и все нерешенные и незаданные вопросы махом вылетели из толянычевой головы.

Обмен дружескими поцелуями и столь же бодрая дорога домой, где все приключилось привычным уже чередом. Если конечно не брать в расчет такую мелочь, что способ перестал действовать. Или подействовал, но слабее обычного. Или еще что-нибудь. Но Толяныч провел все манипуляции без обычного запала, почти машинально. И если пичкина легкость и затейливость некоторым образом оживляла картину, то он сославшись на головную боль и общее нездоровье, постарался максимально ограничить собственное участие.