- Знаешь, Фант, вокруг тебя атмосфера такая... - Она пощелкала пальцами, - с чуминкой такая, вот! И это как инфекция передается.
"Каким же, интересно, путем?" - чуть было не спросил он, но прикусил язык на вовремя подвернувшемся под колесо микрухи ухабчике. Проглотив заодно и отдающее солоноватой личной кровью матерное слово, сказал:
- Ага. Кстати, Вожатая, а ты не хочешь рассказать о вашей пионерии?
- Нет. - Сразу поскучнела она.
- У меня есть подозрительное ощущение, что меня и моих друзей используют втемную, а это плохо. Это очень плохо. К тому же я сегодня целый день с похмелья слушаю какую-то хрень про всяких там посредников, принимающих, знающих и прочих отправляющих... Да, вот еще два чудесных слова - Утре и Вожатая.
- Надо говорить "УТРЭ". С твердым окончанием. Это французская транскрипция, понимаешь?
- Ага. Транскрипция. Это понятно. Интересно было бы услышать насчет Бербера. Твое объяснение. Я уж не говорю про всякие обряды. Что это за обряд с расчленением уже мертвого человека? Я бы сказал, что это натуральное извращение. Короче, сама понимаешь - вопросов полно. И я бы хотел получить на них ответы.
Последняя фраза произнеслась уже в несколько повышенном тоне. Толяныч смутно помнил, как отработанный материал, точнее сказать тела Бербера с компанией, Вова расчленял на куски, а Сашок споро закатывал в целлофан, предварительно спрыснув какой-то ядовито-вонючей жидкостью. Такого зрелища даже Фантик-клон не смог полностью переварить, и оставалось только клясть последними словами "Золотые Своды", сбойную коррекцию и свою невезучую судьбу. И еще пытаться хоть что-то понять из потока событий, чтобы попробовать выжить.
Судя по основательности действий пасторовых подручных, шансов на выживание было минимум - уголовный розыск еще никто не отменял. Но Толяныч вовсе не собирался сдаваться, он привык доводить дела до логического конца.
- А для тебя это так важно? - Лиз глянула на таймер, потом бросила взгляд на надвигающуюся Москву.
- Да.
- У нас маловато времени. Про Пастора он врал, ты это сам знаешь... Она тронула свой кулон, разбросав по салону россыпь бликов. - Может, мы отложим разговор?
Она мило улыбнулась, и Фантик почему-то вспомнил податливое тепло на своей лопатке. Она знала привлекательность своего тела и умела этим пользоваться не хуже Альбы. Вот сука!
Лиз вернула кресло в первоначальное положение, и в уютном полумраке комфортабельного салона, устроившись поудобнее, он мог видеть только ее профиль, слегка подсвеченный от приборной панели.
- Хорошо. Тогда ответь мне на один вопрос, последний... - Толяныч медлил, стараясь тщательно отобрать именно то, что сразу же прояснит для него положение дел. Бербер, возможно, врал, но интуиция подсказывала, что он врал не во всем. - Анти-страх. Что так напрягло нашего пациента?
Повисла пауза.
"Попал!" - подумал, было Фантик, не испытывая впрочем особой радости. Это было то самое, что он усилием воли и коррекции отодвинул на время вглубь себя, на потом оставил, хотя само слово не мог не знать.
- Ну как тебе сказать...
- Как есть. - Твердо сказал он, холодея внутренне от нахлынувшего предчувствия. В затылок вновь отдался басовый аккорд, и, ища опору, Толяныч вцепился в висящую на шее бирюзу.
- В твой кулон встроен такой прибор... Нормализатор эмоций... Короче говоря, эта штука действует, как слаботочный суггестивный излучатель... - По мере того, как она мямлила, что, кстати, совсем не вязалось с холодным ведьмачьим образом, Толяныч все больше покрывался потом. - Он сглаживает импульсы регрессивных эмоций, возникшие в сознании под действием возможных, подчеркиваю, ВОЗМОЖНЫХ событий. Небольшая коррекция, брат...
СБОЙ:
Бирюза! В нее вделана такая штука, которая...
Которая...
Фантик чувствовал, что задыхается. Он никогда раньше не имел доступа к докоррекционной памяти носителя, но колотый лехин софт дал ему эту возможность. И теперь он судорожно рылся в памяти, как в пыльном чулане, пытаясь найти, понять, а может наоборот - забыть, закопать это знание поглубже...
Бирюза! Синее с черными прожилками. Синее и плоское небо, и прожилки смрадного дыма. Там горят бронетранспортеры...
Анти-страх!
Солнце. Раскаленное, как ствол автомата после атаки. Зыбучий песок, барханы и постоянная жажда. И миражи!
Нет, это не миражи!
Это реальность! Реальность...
Гниющие заживо люди. Солдаты. Бойцы. Пушечное мясо! Ковыляют в атаку. Они уже свое получили по полной - и Зарин-4А, и СиЭс, и протонный дождь. Но живы! Они живы, потому что надо выполнять боевую задачу. Надо наступать. И они наступают, не чувствуя, как отстает от костей мясо, как вываливаются небрежно подвязанные и разлагающиеся внутренности. Они выхаркивают куски легких. И идут в атаку. Так надо! Такова задача!
Живые зомби, мертвяки, но не навсегда, ведь отсроченная смерть не может длиться долго. Всего три-пять дней, а при адской жаре и того меньше. Потом тело утрачивает моторные реакции.
А рядом с ними... Те, кому это еще предстоит, может уже в следующем бою, может завтра. А может и сейчас. Но они живы и видят свою судьбу воочию. И не бояться ее!