Ответа не последовало, зато я услышала какие-то всхлипывающие звуки.
— Мария Алексеевна, вы плачете? Вам жалко прадедушку?
Маруся сказала:
— Прадедушку само собой. Но я для себя извлекла полезный урок: всякий рассказ надо начинать с истории — это всегда интересно.
Я было хотела обидеться, но не смогла, потому что мне надо было рассказать много-много интересного. Например, о прошлогоднем лете, которое мы провели всей семьей у Николая Емельяновича, вернее не все лето, а неделю. Но там было столько всего, что одна неделя вполне могла сойти за лето. Во-первых, там было столько комарья! От нас осталось по одной второй — это уж точно! И мы спасались от него только на берегу океана… Это звучит, правда, на берегу океана?.. Он был всегда рябой и синий, потому что ветер не утихал ни на минуту и солнца было много. От сильного ветра песчаные дюны (это не громкое слово — на самом деле!) тоже были рябыми, волнообразными. А на их вершинах (самое интересное!) — растет приземистый шиповник — это тоже результат сильного и постоянного ветра. Но зато каждая ягодка — с хорошее яблоко! Я такого шиповника никогда не видела.
— И мы не увидим… — грустно сказал Ленька.
— Это почему? — запальчиво спросила я.
— Зима… — ответил за Леньку Юрка.
— Ах, да… Зима. Я совсем забыла, — сказала я.
— Ну, хватит, можно открыть глаза, — сказала Лариска.
А мы и забыли, что сидим с закрытыми!
То, что мы увидели, превзошло все наши ожидания. Собственно, никто ничего подобного и не ожидал. Перед нами стояла самая натуральная стюардесса. В руках у нее был поднос, на котором дымились маленькие пластмассовые чашечки с кофе, а рядом лежало пять бутербродов с красной икрой (как потом выяснилось, Лариска стянула весь материнский запас). Будто перекатывая во рту горячую картошку, Лариска сказала:
— Дамы и господа! Прошу внимания! Наш самолет следует рейсом Южно-Сахалинск — Оха на высоте четыре тысячи метров. На борту самолета взрослые дети, которые захотели романтично провести школьные каникулы. В связи с этим самолет, не долетая Охи, берет курс на экзотику — это несколько восточнее. За бортом температура минус…
Мы не дали договорить Лариске — мы устроили ей бурные аплодисменты. Она была одета, как картинка. Синий, новый, с иголочки костюм, какие носят стюардессы, только без золотых птичек, и очень нарядная белая кофточка, лаковые туфли на каблуках. Мы рядом с ней выглядели, должно быть, настоящими чучелами в своих валенках-варежках, с поднятыми воротниками. Кое у кого покраснел нос — самолет был без признаков комфорта. Так что горячий кофе из Ларискиного термоса пришелся как нельзя кстати. Расправившись с бутербродами, мы заставили Лариску одеться. Она сначала не хотела, но мы настояли.
На этот раз у всех на глазах Лариска снова превратилась в обыкновенную восьмиклашку, и нос у нее тоже вдруг покраснел.
— По-моему, Лариса прирожденная стюардесса, — сказала Маруся. — Молодец! Честно говоря, никогда бы не подумала, что ты такая.
— Я же знаю, как вы все обо мне думаете…
Маруся хотела ей возразить, но наш самолет ударился обо что-то твердое, подпрыгнул, потом еще раз ударился. Оказывается, мы приземлились. Ура! Летчик открыл дверцу, приглашая нас вывалиться, что мы и сделали.
Там, куда прилетели, было ровное поле, сбоку которого стоял маленький деревянный домик, похожий на курятник. Но это была аэроизбушка — на ее крыше трепыхался конусообразный полосатый рукав. Солнце нестерпимо слепило глаза. Если бы не снег и крепкий мороз, можно было подумать, что мы прилетели не на Север, а в Сахару.
Договорившись с летчиком, что он заберет нас через три дня в это же самое время, мы побежали к избушке. Нас почему-то никто не встречал. Но на полпути мы услышали собачий лай и странное покрикивание. Прямо глазам своим не поверили — к нам подкатила настоящая собачья упряжка.
С передних саней спрыгнул маленький крепкий человек в медвежьей шубе, которая делала его еще меньше и круглее. И глазки у него были маленькие, как у медвежонка, только синие-синие, и так шли к его яркому румяному лицу.
— Привет Микиткам! — крикнул он нам.
А потом ни с того ни с сего стал вдруг всех легонько тузить, приговаривая:
— А, замерз, цивилизованный народ! Бить вас некому! В такой мороз! Ай да Микитки! Ай да молодцы! Замерзли? Грейтесь!
Всех нас он повалял в снег, и Марусю тоже. Только Ленька дал ему сдачи, будто шутя, но Николай Емельянович тут же отметил:
— Паря никак охотник?
— Есть маленько, — сказал Ленька.
— Медведей видел?
— Нет.
— Увидишь.
Когда мы отряхнулись от снега, Николай Емельянович первый раз, казалось, внимательно на нас посмотрел.
— Где же ваши наставники? Неужели одни?
— Нет, нет! — заорали мы, — с нами Маруся, Мария Алексеевна. Вот она!
Тут Маруся сделала шаг вперед:
— Вы — Николай Емельянович?! Я про вас все-все знаю.