Третий лишний

Звонок прекратил эти разговоры, надо было уходить, потому что в нашем классе занималась вторая смена.

Лариска подошла к Кларе и сказала:

— Пойдем в химкабинет — поговорим.

Это прозвучало как «Гражданка, пройдёмте!», и Клара нервно передернула плечами:

— У меня нет сегодня времени.

Но в химкабинет все-таки пошла, потому что мы нечаянно взяли ее под стражу. Мы — это девчонки. Мальчишки решили, наверное, в это дело не ввязываться. На этот раз они поступили мудро, словно знали, что случится что-то из рук вон выходящее.

Как только мы вошли в пустой химкабинет, я почувствовала тоску, которая чуть-чуть щемит сердце недобрым предчувствием. Я не могла понять, отчего это. Пахло химией. Пробирки, пустые и строгие, выстроились в ряд на огромном демонстрационном столе. Вытяжной шкаф зловеще молчит. В чем же дело, почему так неуютно? Мне показалось, будто на меня кто-то пристально смотрит. Точно! Я поймала взгляд корифеев мировой науки. Ломоносов, Менделеев, Глинка — не композитор. Они разместились в простенках между окон. Ну что уставились, корифеи? На доске я увидела сложные, непонятные мне формулы. Взяла тряпку и стала стирать.

В этот момент все и произошло.

Я слышала, как Клара сказала, что она все равно уйдет сейчас, что говорить с нами у нее нет никакой охоты.

— Зато у нас есть охота выяснить с тобой отношения.

Я сказала, все еще стирая доску, не оборачиваясь:

— Брось, Лариска, не связывайся!

Но в этот момент я услышала жуткий звук пощечин. Через мгновенье я увидела, как Лариска колошматила Клару и та, кажется, закричала. Я настолько обалдела, что и не сообразила в первый момент, что должна делать. Наконец я крикнула и бросилась к ним:

— Вы с ума сошли! Перестаньте!

Но мое вмешательство уже не имело смысла. Я опоздала. Клара в слезах выбежала из кабинета. А остальные девчонки все еще усаживались за столы — готовились к разговору. Они тоже не поняли, что случилось. Одна Бедная Лиза, кажется, все видела. Она застряла между столом и стулом — видимо, пыталась броситься к девчонкам.

У Лариски было страшное лицо, и ее трясло.

В кабинет влетела Маруся и, захлопнув за собой дверь, будто выстрелив, подперла ее спиной. Она смотрела на нас так, словно видела в первый раз. И корифеи смотрели. Я опять поймала их взгляд. Вообще со мной происходила какая-то странная вещь: я была участником всего этого и в то же время наблюдала со стороны, то и дело ловила осуждающие взгляды корифеев. Как во сне, честное слово.

Вдруг я увидела ужасное: огромные Марусины глаза наполнились слезами. Слезы еще не пролились. Не хватало маленькой-маленькой капельки…

— Мария Алексеевна! Что с вами?

Маруся молчала. Она все еще смотрела на нас изумленно и изучающе. Сморгнула слезы, и они прыгнули в пушистый свитер и притаились.

— Это я должна у вас спросить, что случилось… На лестнице встретила Клару. Она плакала. Не то слово. Она рыдала.

Лариску все еще трясло, и она зло и вызывающе сказала:

— Ничего особенного не случилось, просто хотели выяснить отношения. Но эта ваша Клара оказалась жидка на расправу.

— Что ты сказала? На расправу? Так вы ее специально заманили сюда, чтобы расправиться?

— Считайте, как хотите!

— Ты в запале, Лариса. Успокойся. Я хочу знать, как все случилось и почему.

Я кое-как ей объяснила. Девчонки, кроме Бедной Лизы, ничего не могли добавить. Вдруг Лариска снова выступила:

— Очень жалею, что мало ей досталось. За такие штучки надо учить как следует.

— За какие штучки? Что ты мелешь? — спросила Маруся.

— Да за то, что хочет быть хорошенькой за счет других!

— Ага! Значит, вы пытались добыть правду с помощью кулаков.

— Никто не пытался. Случайно вышло.

— Откуда в тебе столько жестокости? — спросила Маруся.

Лариска молчала. Но видно было, что Марусины слова ее здорово задели.

Маруся села за стол, закрыла лицо руками. Мы долго молчали. Первой заговорила Маруся.

— Я молчу, потому что не знаю, что вам сказать. Просто не могу найти слов. Не от возмущения вовсе, а от того, что я вас совсем не знаю. Эти полгода мы жили как бы параллельно. Вы себе, а я себе. Но мне казалось, что мы понимаем друг друга. И я очень ценила это. Но все обернулось мыльным пузырем. Вы, я и мыльный пузырь… А мне так хочется, чтобы третий был лишний.

Мы не совсем поняли, куда она клонит, поэтому молчали.

— Как бы вы поступили на моем месте, а?

Маруся! Ну пожалуйста, что-нибудь полегче!

Мы видели, как страдает Маруся. Страдает на самом деле. И оттого, что она не ругала нас, не кричала, нам было тяжело.

— Наверное, я трудный задала вам вопрос… Я и сама не знаю, как мне поступить. Наверное, я все-таки виновата в том, что случилось.

Мы запротестовали.

— Спасибо за утешение, — сказала Маруся, — но давайте посмотрим правде в глаза.

И мы стали смотреть правде в глаза. Вот что мы увидели: в наш класс, 8 «б», вошла пожилая дама с драным зонтиком. Она сказала:

— Здравствуйте! Я уцененная старушка. Говорят, вы тоже мною любите размахивать. К вашим услугам!

— Шли бы вы, бабушка, домой. И было бы хорошо, если бы дорогой вас съел Серый Волк.