Третий номер

Думали потом, как его наказать. Под угон транспорта подвести? Мелкое хулиганство инкриминировать? Но где взять тогда такого толкового работника? Так и вышел Игнат сухим из воды.

Носильщики. Веселый народ. Дружный, работящий. Другой бы на месте вон такого старика спать бы завалился после тяжкой ночи. А дед — ничего, «Литературку» читает: «Интеллигенты клуба ДС». По любому вопросу может с кем угодно поспорить — что твой штатный лектор. С юмором дед. Себя величает «насильником», а работу — вольным промыслом.

Нет, не удастся посидеть с ними, покурить. Механик экипажа идет. Лицо у него толстое, тело полное, походка широкая, а рассуждает тонко. И работает. Во все дыры залезает, все осмотрит. «Механик, как сапер, ошибается только раз в жизни, — любит повторять он. — Потом его увольняют». Так он говорит, когда его торопят.

Сегодня летим в Адлер. Это — дело. Больше всего в жизни я люблю купаться. Особенно в море и под душем. Люблю море и тепло. Люблю ящерицей поворочаться на горячих камнях. Хороший городок Адлер. Я раз там даже на перепелов охотился. На холмах в густых кукурузных полях много птицы. Саданешь палкой в желтое шествие — и бей влет, чтоб перья сыпались. Хорошая охота в этих желтых кукурузных полях.

«Не озирайся на улицах города и не броди по переулкам», — советовали мудрецы средневековья. А это моя страсть — бродить по улицам неизвестного города. Идешь улочками, любуешься миром. Вглядываешься в лица — ни одного знакомого. Странное ощущение, будто попал за границу. Все иначе: вывески не там и не так приколочены, темп движения другой, смех. Про архитектуру уже не говорю. И в каждом городе — своя походка у пешеходов, свои жесты. Все — не такое.

Ладно. Надо опередить механика. Мне следует раньше его попасть на борт. Принять почту, груз проверить, баллоны кислородные и еще тысячу и одну мелочь.

В салоне без пассажиров тихо. Пахнет леденцами и химжидкостью. Леденцы видеть не могу.

На кухне шуршат Арина с Наташей. Когда успели примчаться?.. Как обычно, прихорашиваются. Им работать в салоне, на виду. Все должно быть отретушировано. К концу рейса они устанут, привянут. Но тогда пассажиры уже сойдут на землю, а мы отдохнем на берегу моря.

Надо идти вниз. Привезли почту. Как далеко видно с трапа. Разбросаны по зеленому квадрату поля радионавигационные объекты: ближние приводы, пеленгаторы, радиолокационные станции. Выстроились белыми рядами лайнеры, большие и малые самолеты. То и дело какой-нибудь из них выруливает на взлетно-посадочную полосу.

«Привет!» Экипаж прикатил на стареньком автобусе. Поднимаются гуськом по трапу, соблюдая субординацию. Лица у всех красные, пропеченные. Короткий осмотр самолета. Пилоты — в кабине. Ворочают рули, элероны, закрылки. У штурманов свои заботы. Один Леша-радист вроде не при деле. Включил рацию, настроил, проверил громкоговорящую сеть и спустился вниз…

— Третий номер, третий номер! Ты чего там, али помер?

Это — Игнат! Осваивает поэзию. Но если освоит, то кто же чемоданы грузить будет? Вообще, среди тех, кто обслуживает самолеты, много одаренных людей. Есть даже бывшие знаменитости: поэты, публицисты-аграрники, виолончелисты. В Красноярске или Краснодаре, не помню, подкатывает один на каре. Лицо розовое, улыбка ясная, дух вольный. До запуска несколько минут остается, а он вдруг запел. Арию Ленского. И пел так проникновенно! Пока не допел до конца — не грузил багаж. Оказалось: бывший тенор крупного театра.

Летом, спозаранку, грузить багаж удивительно приятное дело. Игнат исчез в открытом люке. Потом появился, как в кадре, подмигивает. Беру первый чемодан. Ого! Килограммов на двадцать пять. Наверное, книги. Хотя, насколько мне известно, литературу на юг не берут. Прощай, чемодан! До встречи на Кавказе. Второй, третий… семидесятый. Этот с наклейками. Есть время у человека этикетки ляпать… Сто один. Сто два. Все. Финита. Конец. Баста.

Игнат внутри застегнул ремни предохранительной сетки. Выпал из люка строго вертикально. Кажется, все. Нет. Ждем опоздавшего пассажира. Так почти всегда. Классический вариант, когда сто одного ждут. Коленкин, первый пилот, сейчас мрачно расхаживает вокруг самолета. Можно понять его. Зато дежурная тянет до последней секунды. И ее нужно понять.

Вот и опоздавший. Да ведь это популярный певец! Круги по перрону выписывает, словно блуждающий форвард. Белый костюм измят, галстук на плече.

— Вот и я! Извините! Извините — задержался!

— Пожалуйста, скорее! — говорит дежурная. — Пожалуйста!

Она млеет и горда, что может оказать услугу популярному певцу.

А вот и Коленкин. Он нетрезвых за три с половиной версты чует. Поднимается по трапу и говорит:

— Все. Поехали!

— Меня пропустите! У меня же билет!

— Вы, кажется, выпили?

— Вам-то что за дело? Ну, выпил.

— Отгоняйте трап! — говорит первый.

Второй делает отметку в ведомости дежурной. Та уныло спускается.

— Мне просто необходимо срочно улететь! Пардон! — качнулся к перилам исполнитель.

— Был бы самолет мой, личный, — взял бы вас, — доверительно и мягко говорит пилот. — Инструкция запрещает брать на борт нетрезвых.