Третий пояс мудрости. (Блеск языческой Европы)

Из истории известно, как высок был в древности авторитет предков. Африка не представляла в этом смысле исключения. Б. Дэвидсон приводит свидетельство итальянского миссионера XVII века Каваццн о том, что «героя— прапредка Конго почитали за то, что он убил свою тетку» и что «с тех пор каждый правитель, вступая на трон, был обязан совершить тот же акт». Однако чаще всего. первопредки обожествлялись в! виде определенного животного, растения, природного явления, превращавшегося в родовой тотем— своеобразный герб и визитную карточку рода. Но можно ли экстраполировать историю и обычаи отдельных государств ' и племен, разделенных временем и пространством, на весь огромный континент, долгие века не имевший ни государственности, ни письменности, ни истории? Думается, что в данном случае можно. Тотемистические культы наиболее всеобщи и устойчивы, они имеются и сегодня у «нецивилизованных» народов, а их отголоски звучат в религиях всего мира. Особенно живучи они в охотничьих племенах, а именно охота испокон века давала африканцам средства к жизни.

Чаще всего тотемом было животное, символизировавшее те или иные физические, моральные качества, стороны жизненного уклада — богатство, власть, плодородие или что-нибудь еще, не менее важное, без чего люди не мыслили свою жизнь. Цели, ставившиеся перед собой племенем, родом, общественной группой и условия их существования диктовали и выбор первопредка, ничего общего не имезшего с подлинными предками. Роль тотема поручали тем, кто мог физической силой, хитростью, коварством или ловкостью защитить племя, подать дельный совет, помочь выпутаться из щекотливого положения. Для выполнения своей миссии тотем, как европейский эльф, фея или домовой, мог принимать человеческий облик. Чаще всего — колдуна.

Предки вообще-то часто докучали посещениями и капризами-то являясь во сне, то давая о себе знать какими-то таинственными знаками. Особенно вредными были те, кто умер давно, так как почитались в основном недавно умершие, оттесняя в даль забвения своих предшественников. Но Случалось, что дух предков вселялся в ничем не примечательного человека или даже животное, и тогда они своим поведением, истолковываемым колдуном, давали знать, как нужно поступить. Хотя предпочтение в выборе тотема отдавалось сильным хищникам и ядовитым тварям, нередко в его роли выступали самые, казалось бы, неожиданные персонажи. Скажем, птицы -ястреб, орел, фламинго, молотоглав, птица— молния. Героями фольклора становятся муравей Кпакпаньинидьепо у бете; хамелеон Агемо — у йоруба; пауки Ананси — у аканов, Дидобе — у бете и дуала, Заколо — у бете и Сийа — у коно; быки Никори — у сенуфо и Хеко — у каффа; змеи Сиги — у догонов, Тианаба — у фульбе, Тункпалабоно— у мано, Фаро — у басари, Фуо — у сенуфо, Эдио — у йоруба и бесчисленное множество других. Исключения составляют, пожалуй, только зулусы: кроме змеи, они почитают антропоморфного предка в образе демиурга— пантократора Ункулункулу.

Но как привлечь зверей на свою сторону? Для начала — обеспечить их безопасность' посредством табу и в определенное время устраивать для них угощение. Это создавало иллюзию приручения и являлось залогом ответной «любезности», платой за покровительство. Если тотемом становился лев, он всегда знал, где и когда его ждет козленок или зебра. А поскольку их доставлял «к столу» один и тот же человек (обычно колдун), у зверя устанавливалась устойчивая связь между фактом трапезы и специфическим запахом «официанта». При нечаянной встрече лев мог его не тронуть. А это красноречиво свидетельствовало об удачном избрании колдуна и о симпатиях к нему предков. Окончательно закреплялось родство с тотемом «пактом крови». Естественно, по отношению к хищнику или пресмыкающемуся нельзя было применять обряд кровопития, хотя он, возможно, был в ходу между людьми. Поэтому колдун наносил легкую ранку пойманному зверю и самому себе и смешивал кровь, после чего зверя освобождали. В дальнейшем этот ритуал совершали новообращенные, причем место зверя заступал его кровный брат — колдун, доверенный жрец тотема, выступавший от его имени. Чтобы придать священнодействию убедительность и достоверность, он перевоплощался в льва: надевал его шкуру, имитировал походку и повадки, подражал его рыку.

Обычно такие перевоплощения происходили в потаенных местах, после чего в селение являлся из леса живой первопредок. Конечно, всем было ясно, что это всего лишь колдун в львиной шкуре, но вера и традиция не позволяли ни на минуту усомниться в оригинальности тотема. Африканцы вели себя как дети, свято верящие в подлинность Деда Мороза, хотя в нем и проступают черты знакомого дяди. Пожалуй, больше всех верил в истинность происходящего сам колдун. Экстатическое самовнушение заходило так далеко, что он переставал понимать человеческий язык, утрачивал чувство реальности, не воспринимал спектакль с собственным участием с истинных позиций (такое абсолютное перевоплощение называют ликантропией).