Третий пол

— Я думаю, моя мама уже так считает, — сказал Акон.

— Считает! Что ты подразумеваешь под словом «считает»? — вошла в раж Саовани.

— Однажды она застала меня, когда я экспериментировал с косметикой сестры.

— Да, и что она сказала?

— Она ничего не сказала, — ответил Акон.

— И ты считаешь, что это является основанием, что она примет тебя?

— Ну, она не рассердилась.

— Мое дорогое дитя, — сейчас Саовани была в своем репертуаре, — отсутствие неодобрения еще ничего не означает.

Манат кашлянул в замешательстве. Это было ужасно. Ему захотелось выбежать из комнаты.

— Позволь мне сейчас рассказать тебе кое-что, — продолжала Саовани. — Приносить такого рода новость родителям — это очень щекотливое дело. Оно может быть даже опасным. Мне повезло. У меня родители любящие и интеллигентные. Они не шли против моего желания и если мой отец чувствовал какое-то недовольство ко мне, то он не показывал этого. Но так происходит не всегда, поверьте мне. Матери обычно не создают проблем, но отцы могут. Я знаю семью, где есть сын вашего возраста. Прошлым летом он уехал, чтобы жить со своими тетей и дядей в Лаосе. Когда он вернулся домой, то выглядел и одевался как девочка. Его отец спятил от ярости и я не буду вам даже рассказывать, что он сделал. И такого рода вещи не являются редкостью.

Манат побелел. Они все сидели не шелохнувшись.

— Следующий вопрос, — продолжала Саовани. — И я надеюсь, что вы сможете ответить на него получше, чем на предыдущий. Сколько вам было лет, когда вы впервые задумались над мыслью чтобы быть девочкой, чем мальчиком? Сначала ты, Манат.

— Мне было десять. Я хорошо это помню. Тогда я впервые подумал об этом, — ответил Манат.

— А ты Лек?

— То же самое. Я и Манат были в одном классе в начальной школе и мы привыкли говорить об этом все время и иногда пробирались в комнату моей сестры и играли с ее косметикой и примеряли некоторые ее платья.

— А ты Акон?

— С того момента, как я родился, — Акон поспешил сменить свой ответ. — По крайней мере с тех пор, как я помню себя.

Саовани уставилась в изумлении на не по годам развитого ребенка.

— Я задала этот вопрос вам со всей серьезностью, поскольку вы еще слишком молоды, чтобы самим принимать решение в этом деле, которое отразится на всей вашей жизни. Вы играетесь с идеей, которую смутно понимаете. Может быть, вы хотите сделать этот выбор в жизни, но может быть это всего лишь детская забава, вид увлечения, которое может развеяться, как пыльца на ветру. Вы не знаете о переменах, которые произойдут. Что перед вами закроются многие возможности, которые общество предлагает мужчинам — их много и они все различаются. Мой совет вам — это пойти и подумать еще годик и если вы все еще будете серьезно настроены, мы сможем снова поговорить.

Все это они уже слышали и Акон знал об этом.

— Сколько лет было тебе Саовани, когда ты окончательно решила измениться? — рискнул он.

— Я пригласила тебя не для того, чтобы обсуждать меня, — попыталась уйти от ответа Саовани.

— Да, но ведь это разумно узнать у тебя, не так ли? — не отступал Акон.

— Нет, это разумно. Но это очень нагло, — защищалась Саовани. — Ну ладно. Мне было столько же сколько тебе. Но это еще ничего не означает. Каждый уникален.

— Ты знаешь Ной? — спросил Акон. Ной был катоем в предпоследнем классе школы.

— Конечно, я знаю Ной.

— Ты знаешь, Ной ведет «место встреч» для очень маленьких катоев в своей деревне?

«Место встреч» состояло из обычных встреч с вопросами-ответами и базовыми инструкциями как одеваться и краситься.

— Да, я знаю.

— И некоторые из этих детей очень маленькие. Самому маленькому примерно 4 или 5 лет. Ты не веришь?

Саовани знала, что это ответ на ее вопрос и, вообще-то, она и сама присутствовала на таких встречах.

— Нет, я не отрицаю.

— Вот и ладно.

Одно очко в пользу Акон.

Саовани встала, открыла дверь и попросила горничную принести им воды. Она включила вентилятор. Солнце снаружи начинало печь и набирать силу, чтобы достичь максимума в полдень.