Третий Полюс

В лабиринтах метро — сотни мертвых минут,
Турникетный Харон открывает маршрут:
По ступеням вниз, где течет Стикс,
Где не говорят и отводят взгляд.

Схема линий врет, машинист ослеп,

На табло — отсчет
Нас самих к себе
Возвращенья. Речь
Идет однако о числе невстреч
Ни с собой, а значит и ни с другими
(Но зачем дано человеку имя?)

Глух и нем, плыву по тоннельным венам,

Превратившись в атом Метрополитена,
В монотонный гул, в очередность станций
За окном, в безликость толпы-скитальца.

Словно шарик, загнанный в лузу,

Дубликатом став ненужного груза,
Засыпая, в угол забьюсь,
Позови меня во сне — я очнусь.

Вспомню Верхний мир: небо, ветер,

Дождь идет, растет трава, играют дети.

Мы — инкогнито, мы — индиго,

Поколение особого сдвига,
Из другого те (к) ста, иного сорта.
Рвусь к тебе сквозь мглу телепорта.

6.4.2008

Киевские мотивы

Почему каштан? не липовый цвет? —
Оттого, что тебе покоя нет:
Превращаются в булавы пирамиды свеч,
Чтоб седую твою голову сберечь,
Тайны и легенды, праотцовский прах,
Что развеян на днепровских кручах и холмах.

Ты и сам коварен — схватишь за подол

И давай выспрашивать — мол, зачем пришел?
Так Андрею ты не давал спуску,
Так ты сердцем стал городов русских.

Пусть взлетают звонницы до небес —

Прошмыгнет бесенок то там, то здесь.
И мудра София, а Михаил
И небесно-светел, и златокрыл,

И святая Лавра хранит обет,

И в пещерах светит незримый свет —
Но в крови твоей — кочевая смесь,
Дикого язычества колдовская спесь:

Чу! по небу ведьма вдруг проплывет,

Чу! булгаковский взъерошится черный кот,
На речном вокзале — русалок хор,
Сел Богдан Хмельницкий в фуникулер,
Водит кришнаитов Сковорода,
Сам с собой Владимир «режется» «в города».

Чудится, мерещится казна-що

,Пыль веков укрыла тебя плащом.
Сладкий запах лип навевает сон —
Будто Русь, в которую ты влюблен,
Вся твоя, никем не разделена,
И повсюду мир, и идет весна.

21.4.2008

«Не признавая ни в чем постоянства…»

Не признавая ни в чем постоянства,
ты возвратишься сюда не раз,
можно и время украсть, и пространство,
когда самолеты пустятся в пляс.

Ты возвратишься чужим, не тем,

к лицам и вывескам примеряясь,
зрелым и злым, про себя чертыхаясь
на незначительность перемен.

Что-то важней часовых поясов,

sights, расписаний и др. nota bene,
гонит тебя прочь из всех городов,
за горизонт, за черту ойкумены.

Жизнь — как железнодорожный джаз,

будешь менять поезда и перроны.
У путешествий терпко-соленый
вкус. Не раскладывай саквояж.

10.11.2010

Ночная вода