Третий Проект. Том I `Погружение`

Буйных стохастов своих мы, конечно, выбрасывали. Но выбор направлений оказался невелик. На Запад не пойдешь: там ощетинились копьями сильные государства – польско-литовская Речь Посполитая с подвластной ей Украиной, Швеция, Ливонский орден. На Юге – свирепые и сильные народы, крымчаки и турки. А это вам не инки, не майя с бронзовым или каменным оружием, которые достались испанским конкистадорам. Турки и татары тебе дюжину кортесов с писарро схарчат – не поморщатся. Эти от вида лошади не пустятся наутек, как ацтеки, пушками и ружьями их не напугаешь. У них – отличное стальное оружие и прекрасный боевой опыт. Оставалось русским идти в Сибирь и на европейский Север. И ведь шли.

Да вот беда: двигаться посуху из Подмосковья в Якутск, скажем, гораздо труднее, чем плыть на двадцатиметровой «Санта-Марии» Христофора Колумба из Кадиса в Америку. В те времена океаны соединяли, а суша – разъединяла. Конечно, океан грозит бурями да рифами, но все-таки даже утлая каравелла идет по кратчайшему маршруту, с хорошей скоростью, неся в трюмах сотни тонн еды и воды, оружия и товаров, таща на борту десятки человек экипажа и целый пушечный дивизион. За месяц даже пузатый парусник с хлопающими на ветру парусами покрывает три-четыре тысячи километров. Чтобы увезти такой же груз на такое же расстояние по земле, русским требовались неимоверные усилия. Приходилось форсировать реки, текущие поперек пути, переваливать через горы, продираться сквозь густые леса, часто идти в обход природных препятствий, да еще попутно отбивать нападения враждебных племен.

Все это приводило к тому, что всех стохастов-смутьянов отправить за Урал русские не могли. Да и толку с того тоже было мало: если европейские пассионарии оказывались отделенными от прародины морями, то наши, даже уходя в Сибирь, все-таки оставались в пределах Империи. Конечно, самые пассионарные шли на Восток. Туда бежали староверы и у берегов Ледовитого океана и Белого моря, в Приморье и на Алтае создавалась параллельная Россия. Но при этом пуповина между ними и коренными русскими землями не рвалась, как это было в случае с Англией и Северной Америкой. Поэтому за Уральский кряж приходила и власть, которая и там занималась жестокой эксплуатацией, стремилась содрать налоги, установить жесткие законы и привязать вольных людей к бюрократическому Голему.

Всего этого Запад понять не мог. Не постигая причин русского особого пути развития, он ужасался нам. С точки зрения западника мы всегда были какими-то «инопланетянами». По всем его расчетам, русские не должны были жить на этой планете – и культура у них не та, и ресурсов нет, и общественное устройство безобразно. А поди ж ты – русские сумели и невиданно размножиться, превосходя в числе любой народ Запада, и Сверхдержаву построили, и Гитлера победили, и в космос первыми в мире полетели. Каким-то непостижимым для западника образом эти белые варвары смогли уцелеть после страшных потрясений и колоссальных потерь, да еще и сорок с лишним лет ухитрялись противостоять блоку самых богатых и развитых стран планеты в Холодной войне! В голове европейца или американца зачастую не укладывается: как это русские, не умея делать хорошие общественные туалеты в городах, строят космические корабли?

Мы всегда оставались непонятными для Запада. А непонятное страшит. Мы казались и кажемся им каким диким вывертом Реальности, необъяснимой мутацией, затянувшейся «неправильностью». А наша белокожесть и европеоидность лишь усиливают это чувство. Китайцы, мол, тоже неправильные, и тоже взяточниками были еще недавно. Но китайцы другие. А эти – внешне свои, а на поверку чужие.

Трудно быть русским…

И все же, названные нами причины русофобии на Западе – это лишь самый верхние психоисторические слои. А есть и куда более глубинные пласты этого неприятия. И речь здесь идет уже о тончайших материях.

Главная причина, братья, заключается в том, что мы были и остаемся цивилизацией из иного, запредельного для Запада мира. Об этом здорово сказал выдающийся современный писатель Владимир Шаров в романе «Репетеция»: