«Империя Романовых … представляла собой феодальный произвол в его чистом виде, но направленный к новым целям. Однако сами эти цели были определены не российской властью, а общим характером мирового развития и капиталистической миросистемы. Феодальные методы мобилизации ресурсов служили модернизации капитализма – не только российского, но и европейского… У нас вошло в обычай повторять, что в России государство в XVIII – ХIХ веках шло «впереди общества». Да, конечно, технически оно всегда было гораздо прогрессивнее общества, ибо к услугам его техники был международный капитал, для которого поддержка русского государства (правильнее – русского феодализма) сделалась своего рода профессией… На протяжении XVIII века русское государство не просто «догоняло» Запад, оно успешно встраивалось в создаваемую Западом экономическую систему. Успехи Петербургской империи XVIII – начала ХIХ века в значительной мере были связаны с эффективным обслуживанием этой системы…
В 30-е годы ХIХ века А.С.Пушкин знаменитую фразу о том, что несмотря на свою грубую и циничную политику «правительство у нас все еще единственный европеец в России». Поэт, разумеется, имел в виду не культурные достижения петербургских бюрократов, а их вовлеченность в общеевропейские дела и проистекающее отсюда стремление модернизировать страну. Петербург со всей его авторитарной бюрократией был для Пушкина источником динамики, силой, заставлявшей страну двигаться и участвовать в мировых делах… Европеизм власти был предопределен вовлеченностью элит в международную экономику. Столица нуждалась в деньгах и товарах мирового рынка. В Петербургской России – чем выше положение социальной группы, тем больше степень ее связи с «Европой». Иными словами – со складывающейся буржуазной миросистемой. Да, в эту систему было вовлечено ничтожное меньшинство жителей страны…»
Проект «Северной Пальмиры» поставил себе целью европеизацию России. И надо признать – в экономическом плане он добился этой цели. Но совершенно не той, что задумывалась Петром первоначально («догнать Европу и повернуться к ней ж…й»). Империя так и не превратилась в экономического гиганта. Однако в европейскую миросистему она таки вошла – но не как лидер, а как ее сырьевой придаток, поставщик дешевых ресурсов. И как потребитель дорогой европейской продукции. В результате такой европейской ориентации Петербурга страна ишачила на государство. А государство удовлетворяло сырьевые потребности Запада и зависело от него. А в обмен на такую службу ничтожное меньшинство страны получило возможность жить, «как на Западе», а подчас – даже лучше. Во всяком случае, таких роскошных дворцов и балов, как в России, более богатая Европа не знала. Но меньшинство «еврорусских» дворян всецело зависело от Запада, считало себя Западом и стремилось на Запад. В Париж, Биарриц, Баден-Баден, Ниццу, Рим, Берлин и Лондон.