Третий прыжок кенгуру (сборник)

– Мне бы ружьецо обратно.

– Нет, ружье нельзя, ружье конфисковано, – заплетающимся языком молвил прокурор.

– Отдай! – резко сказал председатель.

– Нельзя, – с пьяной настойчивостью возразил прокурор, – вещдок.

– Да какой вещдок, если решено не заводить дела, если ты его отдал в полное мое распоряжение.

– Отдал?! – недоумевал прокурор.

– С ружье и с бумагами отдал, так я понимаю?

– Мне, главное, ружье, потому как оно не мое, – канючил Сусликов, – вернуть надо.

– Да бери, черт с тобой, – махнул рукой прокурор.

– Бери, бери, – подбодрил председатель.

Это окончательно утвердило Сусликова в том, что он прощен, что председатель приближает его к себе и в случае чего в обиду не даст. И он почувствовал: наконец-то ему пофартило на надежного покровителя. Жизнь начинала обретать некую устойчивость и определенность, которой так желала гонимая невзгодами душа.

Жизнь есть жизнь…

Я не цитирую начало нового романа, только излагаю содержание первой главы. Даю понять, как намерен развернуть повествование.

Сусликов вовсе не главная фигура, но один из колоритных персонажей. Нити от него протянутся, как выразился прокурор, по горизонтали и по вертикали далеко. В поле зрения читателя попадут представители самых разных слоев современного общества.

Три недели сидел на даче затворником, работал с таким увлечением, какого давно не знал. И «Колибри» ни разу не сбилась. А это верное доказательство, что вышел на дорогу правды.

Одно наслаждение испытываешь, когда работа идет плавно, без неприятных перебоев, когда никто тебя не прерывает и не отвлекает.

Не скажу, чтобы меня не пытались прерывать. Тот же Иквашин порывался подняться ко мне, но путь ему преграждала Марина. Усаживала внизу в столовой, поила водкой и коньяком и выпроваживала.

Федор заговаривал о каких-то Лапе и Серже Баранчикове, которым что-то нужно от меня. Марина напоминала мне эти имена, но я понятия о них не имел, поэтому легко отмахивался, успеется узнать, кто такие и что им нужно.

Звонили из редакций, приглашали на выступления и встречи. Марина советовала иногда отозваться. Попрекала:

– Будто в подполье ушел. Могут и вовсе забыть.

Напоминала, как один из друзей-писателей особенно заботился о популярности.

– Необходимо, – уверял он, – чтобы твоя фамилия постоянно была на виду и на слуху у читателя.

И успешно добивался своего. Не гнушался выступать с эстрадниками, с киноартистами, ездить по клубам, по домам отдыха и санаториям, а летом мотался и по пионерским лагерям. И издаваться умел. На прилавках не переводились его книги и брошюры, на страницах газет и журналов то и дело мелькала его фамилия, по радио звучал ставший надоедливо-знакомым голос.

Мне это казалось противоестественным. Что говорить, слава радует, греет. Но и она нужна в меру.

– Под любым предлогом меня нет, – внушал я Марине. – Заболел, уехал – что хочешь говори, но не отвлекай ни под каким видом.

И она ограждала успешно. Но жизнь есть жизнь, от нее не отгородишься, нежданно вторгается в дела.

В один далеко не прекрасный день Марина вернулась из города на такси вся в слезах.

В городе она оставила свой «жигуленок» на видном месте в самом центре города. Уверяла, всего на полчаса. У женщины, ясно же, где полчаса, там и час и даже более, может быть, и полдня, но клятвенно уверяла, что только на полчасика. Правда, в кривом переулке. Оставила целехоньким. Божилась, что не забыла запереть и поставить на охранное устройство. А когда вернулась, на месте лобового стекла зияла дыра, вынут радиоприемник и даже вырвана рулевая колонка.

Разбой учинен варварски, с очевидным желанием как можно больше напортить, изорвать, сломать, досадить, насолить, вывести из себя, выбить из равновесия.

Злодеи в этом преуспели.

Марина вернулась в таком состоянии, что не могла связно рассказать о случившемся. Ее трясло от негодования. Клацая дрожащими челюстями, сдавленно произносила отдельные слова. Их с трудом можно было разобрать. Пришлось отпаивать и успокаивать.

За всю совместную жизнь, а ей доходит второе десятилетие, я жену такой безутешной не видел.

Через три дня меня вызвали повесткой в отделение милиции. Зачем, по какому делу, я не догадывался. Требовалось явиться такого-то числа, в такой-то час, в такую-то комнату. В случае неявки грозили принудительным приводом.

В милиции я попробовал возмутиться формой вызова.

– За мной нет никакой вины…

– Вас пригласили, – не дал договорить милицейский чин, – именно пригласили, а не вызвали. И по поводу происшествия с вашей машиной.

Я объяснил, что машина принадлежит не мне. Лучше бы вызвать владелицу «транспортного средства», мою жену.

– Вышла накладочка, – опять в самых вежливых выражениях пояснил милицейский чин, – всего лишь не обратили внимание на женское окончание фамилии. Но это не так важно. Вы муж и жена, и хозяйство у вас общее.

Милицейский чин – сама учтивость.

– Прошу ознакомиться с протоколом задержания, рассказать хотя бы и со слов жены о сути происшествия. Сейчас приведут задержанных, послушаете объяснения, зададите вопросы.

Я прочитал протокол задержания. Привели злоумышленников.