Третий ребенок Джейн Эйр

— Да… Я и есть… — моргнула растерянно Таня и отступила еще на шаг. Так, на всякий случай. Слишком уж непривычной была для нее ситуация. Такой красивый мужик, и к ней пришел… Прямо живьем…

Вообще, с мужским полом отношения у Тани никак не складывались. Когда с тетей Клавой еще жила, пытался ухаживать за ней один мальчик, ушастенький такой, Славиком звали — бабы-Лизин внук. Да только тетя Клава в корне пресекла это ухаживание, сходив к бабы-Лизиной дочери, то есть к Славиковой маме, и потребовав категорически, чтоб ее «отродья» она и близко около Тани не наблюдала. Мама Славикова очень тогда за это «отродье» на Таню обиделась, хотя Таня и невиноватая вовсе была, очень ей этот ушастый Славик нравился… А потом тетя Клава слегла, и совсем бедной Тане стало не до кавалеров — иногда и умыться толком не успевала, не то что на гулянки какие сбежать. Так и время прошло. Когда умерла тетя Клава, Тане уж двадцать семь стукнуло. Не девка, а перестарок по деревенским меркам. Чистый перестарок, и по всем женским делам тоже. Где ж это видано — к такому возрасту, и бабой не стать… Хотя Таня по этому поводу не грустила — подумаешь, беда какая. Зато у нее любимая работа есть. Зато свой дом. И вообще, она от тети-Клавиных криков еще не отошла как следует, чтоб о таких пустяках заботиться. Да и место свое в женском незамужнем ряду тоже хорошо понимала, потому как были в том ряду девицы и покраше, и поумнее — куда уж ей, дурочке деревенской… Хотя, если честно, и горя этих красивых да умных по поводу случившейся их матримониальной отбраковки понять вовсе не могла. Подумаешь, мужика у них нет! И что с того? Плакать надо? Ходить, очи в землю опустив? Может, это обстоятельство и в самом деле неприятное, да только всего остального да хорошего, в жизни случившегося, вовсе не отменяет. А вдруг мужика этого рядом и не будет никогда? И что? Жизнью не жить, счастья не видать? Нет уж. Обидно как-то. Уж лучше она и думать об этом не будет. Да и не угнаться ей в этом вопросе за городскими… Вон их сколько кругом ходит, тонких-звонких, красивых да модных, и впрямь — куда уж ей за ними с деревенским своим свекольным румянцем…

Даже и сейчас он ее от себя не отпустил, румянец этот. Тут же разлился по щекам, будь неладен! Еще подумает про нее чего неприличное этот, который из телевизора…

— Пройти-то можно, Татьяна Федоровна? — весело проговорил незнакомец. — Иль так и будете меня на пороге держать? Я ведь, между прочим, к вам с хорошими вестями пришел.

— Это с какими такими вестями? — высунулась из-за Таниного плеча бабка Пелагея. — Ты чьих вообще будешь, мил-человек?

— Чьих? А я и не знаю, чьих я, бабушка… — хохотнул мужчина. — Всех своих, стало быть!

— Вы от Ады, наверное. Этот, как его… доверенное лицо, да? — попыталась оттеснить плечом любопытную бабку Пелагею Таня.

— Точно. Оно самое. Доверенное.

— Проходите, проходите, пожалуйста… — торопливо, будто опомнившись, посторонилась Таня. — Чего ж мы в дверях-то, в самом деле…

Мужчина быстро и деловито шагнул через порог, прямиком направился вслед за Таней в комнату. Бабка неодобрительно проводила его взглядом и засеменила вслед, ворча на ходу: «Ишь, какой… Даже ботинок своих не снял… Так и чешет прямо в ботинках, зараза… Для кого Танюха вчерась полы намывала, для тебя, что ль…»

— Меня Павлом зовут, — на ходу представился мужчина Тане. И тут же, заглянув ей через плечо и слегка наклонившись, пропел приветливо: — Эй, Матвейка, привет! Ты не узнал меня, что ли?

Отя поднял голову с Таниного плеча, взглянул коротко и вдруг улыбнулся. Вмиг Таня почувствовала, как расслабилось в руках маленькое тельце, как ушел из него животный страх, уступив место радостному ребячьему вздоху.

— Узнал, значит… — наклонился к нему Павел. — Узнал… Ну, как ты тут живешь, Матвейка? Вижу, что хорошо живешь… Любят тебя здесь, сразу видно… Что ж, так бабушке Аде и скажем, что все у тебя хорошо…

Усевшись по-хозяйски за стол, он водрузил на колени необыкновенной красоты то ли портфель, то ли чемоданчик такой затейливый, быстро выбросил из него на скатерть тоненькую пластиковую папочку, спросил между делом:

— Вы почему трубку не берете? Ада говорит, дозвониться до вас невозможно.

— Ой, а у нас часто так бывает… Говорят, станция уже старая, с перебоями работает. Иногда неделями телефон молчит, — торопливо пояснила Таня, присаживаясь напротив него за стол. — Здесь в округе все дома старые, некоторые довоенные еще, и станция тоже старая…

— Да уж, район у вас тот еще. Очень сильно спальный. Захочешь разбудить — сразу и не получится. Пока до вас доехал…

— А вы передайте, передайте Аде, что у нас все хорошо! Отя поправляется, и на улице гуляет, и кушает хорошо…

— Хм… Отя, значит? Ну ладно, пусть будет Отя…

— Ой, да мы просто привыкли так его называть, вы уж извините…