Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Таким же впечатляющим был импульс, который получили культурные амбиции высокопоставленных нацистов в результате аннексии Австрии и экспроприации ее еврейского сообщества. Они конфисковали множество собраний произведений искусства, включая принадлежавшие Ротшильдам, которые Имперское министерство финансов в конечном счете стало распродавать, чтобы покрыть некоторые свои расходы. Обер-бургомистр Нюрнберга смог вернуть королевские регалии Священной Римской империи, вывезенные из его города в Вену в 1794 году, перед подготовкой к партийному съезду 1938 года. Торговцы произведениями искусства стали собираться вокруг разграбленных коллекций, как стервятники у туш животных. Герман Геринг запретил дальнейшие продажи и экспорт, желая в будущем получить некоторые работы для себя. Однако во главе грабежей все равно стоял Гитлер. Визит в Рим в мае 1938 года убелил его, что для Великой Германии также была необходима настоящая художественная столица, и его взгляд устремился в сторону Линца, где он провел свое детство. 26 июня 1939 года он приказал Гансу Поссе, историку искусств и директору Дрезденского музея, создать коллекцию для планировавшегося музея искусств в Линце. 24 июля австрийская администрация под руководством Брюкеля получила уведомление от Бормана, что все конфискованные коллекции должны были быть переданы Поссе или лично Гитлеру. К октябрю Поссе смог заполучить и собрания Ротшильдов. Началось разграбление культурного наследия Европы[1534].

Об этих актах мародерства знали немногие немцы. Их первая реакция на аннексию была смешанной. Был очевиден тот же шаблон, что и в предыдущие разы, как в случае с ремилитаризацией долины Рейна в 1936 году: национальная гордость смешивалась с нервозностью и даже паникой, которые порождались страхом перед масштабной войной. По данным некоторых отчетов, именно они были первой реакцией на австрийский кризис, довольно быстро сменившись националистическим энтузиазмом, когда другие европейские державы дали понять, что войны не будет, по крайней мере в этот раз. «Гитлер — гений политики, — таково было распространенное мнение. — Он по-настоящему великий государственный деятель, он превосходит даже Наполеона, потому что он завоевывает мир без войны». Здесь ключевым фактором был мирный характер аннексии. Рабочие могли и испытывать разочарование из-за отсутствия социалистической оппозиции («где была Красная Вена?»), но многие были крайне впечатлены бескровным переворотом Гитлера: «Он действительно хороший парень», — вспоминал один из них[1535].

Речь Гитлера в Вене 15 марта 1938 года была встречена ликованием, которое один агент социал-демократов описывал как: «Массовый энтузиазм и радость от такого успеха… Ликование не имело границ… Даже слои общества, до этого времени относившиеся к Гитлеру прохладно или отвергавшие его, оказались захвачены моментом и признали, что в конечном счете Гитлер был великим и умным политиком, который снова вернет Германии величие и уважение, потерянные в 1918 году»[1536].

Аннексия Австрии принесла Гитлеру беспрецедентную популярность. Националисты из средних классов были в экстазе, несмотря ни на какие другие сомнения относительно политики Третьего рейха[1537]. Воссоединение Германии и Австрии было, как писала Луиза Зольмиц в своем дневнике, «мировой историей, свершением моей старой немецкой мечты о по-настоящему единой Германии, и этого добился человек, который ничего не боится, не знает компромиссов, препятствий или трудностей». С растущим восхищением она слушала радио, по которому транслировали разворачивавшиеся события, записывая каждый ход, каждую речь в нараставшем экстазе, несмотря на все проблемы, из-за которых страдала ее семья в силу своего смешанного расового статуса. «Это как сон, — писала она, — ты полностью оторван от своего мира и от самого себя… Приходится вспоминать, что ты выброшен из народного сообщества, как преступник или опустившийся человек».[1538] Виктор Клемперер был в отчаянии: «Мы не доживем до дня падения Третьего рейха», — писал он 20 марта 1938 г. Он также отмечал, что «со вчерашнего дня на каждом столбе нашей ограды висят широкие желтые листы со Звездой Давида: Еврей»[1539].