Третий рейх. Дни войны. 1939-1945

Союзник Германии на Балканах Болгария, в отличие от Венгрии и Румынии, проводила более осмотрительную политику. Царь Борис III, ведавший в этой небольшой стране всем — и внутренней, и внешней политикой, был в достаточной степени реалистом, чтобы признать, что его состоявшая из крестьян-призывников армия никак не отвечала требованиям современной войны и к тому же явно не была морально готова воевать неизвестно где, да еще против русских. И царю Борису приходилось балансировать между здравым смыслом и просьбами Гитлера о помощи. Он как-то заметил: «Моя армия — прогерманская, моя жена — итальянка, мой народ настроен пророссийски. Я один в стране настроен проболгарски»[270]. Царь Борис принял самое активное участие в расчленении Греции и Югославии и начал реформировать систему образования и другие аспекты общественной жизни в областях, занятых его силами, на болгарский манер. Но аннексия Болгарией Фракии встретила ожесточенное сопротивление, вылившееся в вооруженное восстание в конце сентября 1941 г. Борис всячески оправдывал необходимость присутствия в непокорной Фракии своей армии в целях подавления восстания. И оно было подавлено — в течение нескольких последующих месяцев погибло 45—60 тысяч греков, а еще больше бежали или были изгнаны. Ничуть не менее важной, с точки зрения царя Бориса, была и угроза изнутри, исходившая из фашиствующих республиканцев. Отчасти ради снятия остроты конфликта с ними, но куда больше ради уступки давлению Германии, в октябре 1940 г. он ввел в стране антисемитские законы, запрещавшие вступление в интимную связь евреев и неевреев и, кроме того, предусматривавшие устранение евреев из общественной и экономической жизни. Однако закон этот был сформулирован настолько расплывчато, что очень многим евреям удалось избежать его применения к себе. Например, было достаточно формально, только на бумаге заявить о своем переходе в христианскую веру. Кроме того, пресловутый закон применялся весьма неохотно. Так, согласно ему евреи были обязаны носить «звезду Давида» на одежде, предприятия, которые были заняты их изготовлением, явно недовыполнили план выпуска. Те немногие евреи, которые сначала носили знак, вскоре перестали — в конце концов, никто не носил. Царь также пообещал распустить масонские ложи в стране, излюбленную цель нацистских и фашистских сторонников «теории заговора», на что с большим раздражением отреагировали министры его же правительства, поскольку многие из них сами принадлежали к «вольным каменщикам». Но, помня о призраке российского колосса на Востоке, царь Борис наотрез отказался отправлять войска на советско-германский фронт, и действительно, хоть Болгария и объявила войну западным союзникам, она не объявляла войны Советскому Союзу[271]. Гитлер испытывал к болгарскому монарху двойственное чувство, считая его «умницей и хитрецом», мало отличалась и оценка царя Бориса Геббельсом.

При всей многонациональности характера «операция «Барбаросса» была и оставалась воплощением немецких замыслов. С наступлением весны, едва на востоке Европы сошел снег, как немецкие войска стали стягиваться к советской границе. В течение мая и в начале июня 1941 г. Зыгмунд Клюковский в своем дневнике описывает бесконечные колонны войск и транспортных средств, проходящих через его родной город. Только за один день 14 июня 1941 г. он насчитал 500—600 транспортных средств[272]. Сталин поспешно стал предпринимать попытки умиротворить немцев, увеличив советские поставки азиатского каучука и других материалов в рамках торгового соглашения, подписанного в январе 1941 г. Будучи догматиком марксистом-ленинистом, Сталин был убежден, что режим Гитлера был инструментом германского монополистического капитализма, так что у немцев не было особых причин нападать на Советский Союз, пока все необходимое бесперебойно поступало по торговым каналам. Ведь согласно германо-советскому договору начиная с предыдущего года Советский Союз покрывал почти три четверти потребностей Германии в фосфатах, две трети асбеста, чуть меньше в хромовой руде, более чем половину в марганце, более трети в никеле, и, что куда важнее, свыше трети в нефти. Сталин категорически протестовал против нанесения превентивного удара по немцам через польскую демаркационную линию, как это предлагала часть советского генералитета. Сообщения от советских агентов и даже от сотрудников германского посольства в Москве о неизбежном вторжении лишь убеждали его в том, что это не более чем способ надавить на него и выбить увеличение объема поставок столь важного для экономики Германии сырья[273].