Третий рейх. Дни войны. 1939-1945

Хотя Мелита Машман дистанцировалась от тех немцев, которые не сомневались в том, что немцы — «раса господ», а поляки — «раса рабов», тем не менее она писала: «Мы с моими товарищами считали, что для нас большая честь помогать в «завоевании» этой области для нашей нации и для немецкой культуры. Мы все преисполнены высокого энтузиазма «культурных миссионеров».

Машман и ее коллегам поручили уборку и мытье польских ферм перед тем, как эти фермы поступят в распоряжение новых немецких владельцев. Ни Машман, ни ее коллеги не задавались вопросами, куда СС отправляет прежних хозяев — поляков[72]. И эта немецкая девушка вовсю участвовала в самом наглом мародерстве — изгнанным полякам предписывалось оставить мебель и инструментарий для немецких поселенцев. Будучи вооруженной поддельным ордером о реквизиции и пистолетом (с которым, кстати сказать, она не умела толком обращаться), Мелита Машман выносила из домов буквально все — постельное белье, столовые приборы, тарелки, кухонную утварь, хотя формально переселение еще не началось. И оценивала свою «работу» как в высшей степени полезную и оправданную. Того же мнения придерживались и другие немецкие женщины, прибывшие добровольцами на включенные в состав рейха территории или же присланные туда на должности учителей немецких школ, которые вскорости предстояло открыть здесь, или младших чиновников нацистских женских организаций. И когда их уже десятилетия спустя спрашивали, как они оценивают проводимую в годы войны работу, они нимало не смущаясь, заявляли, что, дескать, они следовали миссионерскому долгу и священной обязанности очистить «жизненное пространство» для немцев от этих нерадивых грязнуль-поляков. Их восхищала природа того края, а ощущение того, что они вдалеке от родного дома, заставляло романтически трепетать их молодые сердца. Будучи представительницами так называемого среднего класса, они испытывали искреннее удовлетворение от осознания своего вклада — в данном случае от приведения в порядок ферм после изгнания нерях-поляков, от украшения их скромными средствами, чтобы доставить радость будущим их владельцам. Что же касалось выпавших на долю поляков и евреев страданий или даже мук, то их ведь они не видели воочию, впрочем, если бы даже и увидели, они быстро убедили бы себя, что эти страдания не только неизбежны, но и оправданны[73].

III

Излишне оптимистичное и романтизированное видение Мелиты Машман новой европейской цивилизации, в которой главенствующая роль отводилась Германии, находилось в явном противоречии с реальностью. Убийство, воровство, мародерство и насильственная высылка были лишь частью картины. Повседневным явлением в среде немецкой администрации генерал-губернаторства были взяточничество и коррупция. Например, в Варшаве в 1940 г. еврею стоило дать чиновнику взятку в размере 125 злотых, и он освобождался от принудительных работ. 500 злотых стоило разрешение не носить желтую звезду, за 1200 злотых приобретались свидетельства об арийском происхождении, за 10 000 — освобождение из тюрьмы, а за 150 000 уже полностью организованная эмиграция в Италию (правда, это благо вмиг закончилось, стоило Италии в июне 1940 г. вступить в войну на стороне Германии)[74]. Коррупция таких масштабов стала возможной в т.ч. и по причине хаоса, в который неуклонно погружалось генерал-губернаторство, практически сразу же после его создания в 1939 г. Генерал-губернатор Ганс Франк из своей роскошно обставленной резиденции в старинном королевском дворце в Кракове мог сколько угодно распинаться о необходимости борьбы с подкупом должностных лиц. Все его усилия торпедировались его оппонентами из СС, не в последнюю очередь высшим руководителем СС и полиции на Востоке Фридрихом Вильгельмом Крюгером. Крюгера активно поощряли не только Гиммлер и Гейдрих, но даже сам Гитлер, который здесь, на территории генерал-губернаторства, как нигде стремился стравить своих подчиненных между собой — дескать, пусть лучше дерутся, чем создают эффективно действующую нисходящую иерархию.