Третий рейх. Дни войны. 1939-1945

С началом войны гаулейтеры получили новые должности имперских комиссаров по обороне, что давало им возможность действовать независимо от существовавших гражданских властей и командиров военных округов. Начавшаяся борьба за власть завершилась 16 ноября 1942 г. победой нацистской партии, когда количество имперских комиссаров по обороне было увеличено с 13 до 42, а находившиеся в их подчинении регионы получили границы партийных округов. Дальнейшая борьба за полномочия, явившаяся результатом попыток Бормана контролировать гаулейтеров через Партийную канцелярию, закончилась тем, что гаулейтеры получили возможность напрямую общаться с Гитлером. Однако, вопреки запланированному, имперские комиссары по обороне проводили свои приказы в жизнь по собственным каналам, в обход гражданской региональной администрации. После марта 1943 г. они встретили конкуренцию со стороны нового имперского министра внутренних дел Генриха Гиммлера, оказавшегося намного более серьезным оппонентом, чем его предшественник на этом посту, Вильгельм Фрик, и также столкнувшимся с падением эффективности гражданской власти в ходе войны. Доклад от 26 августа 1944 г., полученный Гиммлером от Эрнста Кальтенбруннера, занявшего пост начальника Главного управления имперской безопасности после Гейдриха, подтверждал, что гаулейтеры действуют в обход гражданских властей. Кальтенбруннер с сожалением отмечал:

В обществе растет недовольство тем, что в текущей ситуации никто не стремится к товарищеской взаимопомощи, а вместо этого на местах ищут способы изменить баланс власти. Постоянное стремление местной власти обезопасить свои позиции требует слишком много сил, ведет к безынициативности, а иногда вызывает чувство беспомощности[1096].

С ухудшением военной обстановки в партийной власти росла озабоченность укреплением морального духа и изоляции «ворчунов» и жалобщиков. Согласно сборнику инструкций от 1 июня 1944 г., разработанному в ведомстве Роберта Лея, квартальным надзирателям вменялось в обязанность посещать каждое домохозяйство не реже раза в месяц и лично убеждаться в благонадежности и приверженности каждого жильца идеям нацистской партии. Чем хуже становилась ситуация на фронтах, тем энергичнее партийные лидеры старались воссоздать атмосферу, существовавшую до 1933 г., когда нацисты боролись за власть[1097]. Рост сил и влияния нацистской партии приветствовали многие руководители, чувствовавшие, что их «затирают» представители военной администрации. 7 августа 1944 г. Инга Мольтер, отец которой вступил в нацистскую партию в 1932 г., в Гамбурге, написала: «Вообще, этот момент сильно напоминает время борьбы. В эти дни, как и тогда, мой папа отдает партии каждую свободную минуту»[1098].

II

Во время войны поддержание высокой степени идейной убежденности требовало применения огромного количества правовых санкций. Как заявил в сентябре 1939 г. статс-секретарь Имперского министерства юстиции Роланд Фрейслер:

Германия вовлечена в борьбу за честь и закон. Как никогда раньше, германский солдат является образцом верности долгу для каждого немца. В нашем обществе нет места тем, кто вопреки этому совершает преступления против своего народа... Не наказывая таких вредителей с максимальной жестокостью, мы предаем сражающегося германского солдата![1099]

За подобными рассуждениями явственно проступала зловещая тень 1918 г.

Окончательную ясность внесло заявление Имперского министерства юстиции, сделанное в январе 1940 г.: «Во время войны перед юридической системой стоит задача освобождения от политически вредных и криминальных элементов, могущих попытаться в критический момент нанести удар в тылу (примером являются Советы рабочих и солдатских депутатов 1918 года). Это особенно важно, поскольку, как показывает опыт, гибель лучших солдат на фронте всегда приводит к усилению заведомо худших элементов, оставшихся в тылу»[1100].