Третий рейх. Дни войны. 1939-1945

Расово-биологические исследования проводились не только институтами под управлением Общества кайзера Вильгельма, но и организацией Гиммлера «Наследие предков» («Аненэрбе»), научным подразделением СС[1366]. Как в предвоенные годы, так и во время войны сотрудники «Аненэрбе» разъехались по всему миру в поисках доказательств своих абсурдных расовых и антропологических теорий. Организация снаряжала экспедиции в Скандинавию, Грецию, Ливию и Ирак, где участники пытались отыскать останки людей, живших в доисторическую эпоху, а двое ученых, осуществив множество раскопок на Ближнем Востоке, по ходу пути отправляли донесения немецкой разведке. Наиболее известные ученые, Эрнст Шефер и Бруно Бегер, возглавили экспедицию СС на далекий Тибет, где сфотографировали около 2 тысяч местных жителей, обмерили 376 человек и изготовили гипсовые слепки семнадцати из них. Генрих Харрер, уже ставший знаменитым после покорения горы Эйгер, прославился еще больше, совершив по приказу Гиммлера экспедицию в Гималаи. В самом начале войны он угодил в плен к англичанам, но затем бежал и прожил семь лет в Тибете, позже написав об этом всемирно известную книгу воспоминаний. После захвата этнически и культурно смешанных регионов Крыма и Кавказа, где выделить евреев из местного населения было крайне затруднительно, Гиммлер направил туда Шефера и Бегера, чтобы те попытались разобраться и разработали метод, позволявший в точности идентифицировать евреев для последующего их уничтожения. Задолго до этого Бегер всерьез увлекался изучением гипотетических характеристик еврейской расы. Лишившись возможности продолжать работу после наступления Советской армии в 1943 г., он перебрался в Освенцим, где отбирал и обмерял заключенных-евреев, изготавливал слепки их лиц, будучи прекрасно осведомлен, какая участь ждет их. Затем Бегер направился в концлагерь в Нацвейлере. Там он ассистировал недоброй памяти патологоанатому Августу Хирту, чье лицо было обезображено ранением, полученным в годы Первой мировой войны. В лагере они стали коллекционировать черепа евреев, делали рентгеновские снимки отобранных пленников, а после казни в газовой камере вымачивали их тела в особом химическом растворе для отделения мышц от костей и полученные таким образом скелеты отправляли в замок Миттерзилль, где располагался архив «Аненэрбе». Эти ужасающие эксперименты прекратились только с приходом войск союзников[1367].

III

Наряду с другими научными дисциплинами на войну работала и медицина. Военные и гражданские стратеги остро нуждались в медицинских ответах на множество вопросов, многие из которых были непосредственно связаны с потребностями армии: как эффективнее одолеть тиф, как дезинфицировать раны, как увеличить шансы на выживание для моряков, дрейфующих в спасательных шлюпках после того, как корабль потоплен. С подобными же проблемами столкнулись обе враждующие стороны. В Германии медицина сочла допустимым проводить ради поиска истины эксперименты над узниками концлагерей. Никто не принуждал исследователей заниматься подобными изысками, напротив, они сами охотно брались за них, выбивая, если требовалось, соответствующие допуски. Удивляться здесь нечему: на протяжении многих лет врачи принадлежали к числу наиболее оголтелых приверженцев нацизма[1368]. И заключенные концлагерей в этом смысле были контингентом, о котором можно было только мечтать — либо их объявили расово неполноценными существами, либо это были опасные преступники — изменники родины, а некоторые выступали сразу в двух ипостасях. Впрочем, кем бы ни были эти люди на самом деле, фашистские ученые, составлявшие две трети медиков Третьего рейха, считали их недостойными права на жизнь и благополучие, обрекая тем самым на участь подопытных животных, которым ради науки причиняли боль и страдания, а нередко и просто умерщвляли.