Спустя несколько месяцев, 5 мая 1944 г., а затем 24 мая 1944 г., Гиммлер повторил эти тезисы в Зонтхофене перед старшими офицерами вермахта, описывая, каких трудов ему стоило «исполнить полученный боевой приказ» по уничтожению евреев. Под убийством мужчин, женщин и детей он подразумевал собственное понимание распоряжений фюрера, а упоминание «боевого приказа» могло означать лишь Гитлера, так как приказывать Гиммлеру мог только он. Однако фюрер и сам ясно осознавал степень своей ответственности. Так, обращаясь к армейским командирам, 26 мая 1944 г. он заметил: «Устранив евреев, я устранил вероятность возникновения в Германии какой бы то ни было революционной организации, ядра или ячейки... Гуманизм, как в нашей стране, так и повсеместно, означал бы величайшую жестокость по отношению к собственному народу»[1391]
. Шла борьба не на жизнь, а на смерть. Если евреи не будут истреблены, они истребят всех немцев. Не только генералы и партийные функционеры, но и сам Гиммлер, похоже, соглашался с тем, что уничтожение еврейского населения является преступлением, неизбежным, по их мнению, но все же преступлением: будь это не так, разве будущие учебники истории умолчали бы об этом? Иначе после поражения в войне подобное преступление повлекло бы за собой возмездие. Поэтому руководитель СС выступал с речами именно тогда, когда положение на фронте катастрофически ухудшалось, желая напомнить партийным лидерам и генералам об их соучастии в геноциде и тем самым удостовериться в их стремлении сражаться до конца. Это прекрасно понимал и Геббельс: 9 октября 1944 г. он написал, что в своей речи Гиммлер «отстаивал наиболее радикальное жесткое решение, а именно уничтожить евреев со всем их имуществом. Безусловно, это решение самое приемлемое, даже если оно жестоко. Потому что ответственность за окончательное разрешение этой проблемы нам придется взять на себя»[1392].Еще более откровенное послание Гиммлер представил 4 мая 1944 г. руководителям СС. Он не сомневался, что они будут сражаться до последнего. И все же решил напомнить им, что истребление евреев должно проходить где угодно и когда угодно без всяких исключений:
Еврейский народ будет уничтожен, — заявляют наши партийные соратники. — Ясно, так сказано в нашей программе. Истребить евреев, целиком и полностью — вот наша задача, и мы ее выполним.
И тут каждый из восьмидесяти миллионов немцев начинает защищать одного порядочного еврея. Ясно, что все остальные — свиньи, но этот еврей хороший. И ни один из тех, кто так говорит, не видел, каково это на самом деле, никто из них не прошел через это. Большинство из вас знает, что значит сотня сваленных в кучу трупов, или пять сотен, или тысяча. Способность перетерпеть — за некоторым исключением по причине человеческой слабости — и сохранить достоинство — вот что нас закалило[1393]
.Даже карателям СС Гиммлер признался, что их деяния противоречат воле подавляющего большинства немцев.
К тому времени большая часть евреев в Европе была уничтожена. Однако одно крупное еврейское сообщество оставалось более или менее невредимым, и находилось оно в Венгрии. Гитлер некоторое время оказывал давление на регента Миклоша Хорти, чтобы заставить его выдать евреев. По мере ухудшения обстановки на фронте возрастала вероятность того, что Хорти готовится переметнуться на сторону союзников. Венгрия являлась одним из главных поставщиком нефти, поэтому Германии во что бы то ни стало требовалось сохранить над ней контроль. 18 марта 1944 г. Гитлер пригласил Хорти в Берлин и на встрече поставил в известность, что немецкие войска оккупируют его страну немедленно. Единственный нерешенный вопрос состоял в том, обойдется ли это без кровопролития. Загнанный в тупик Хорти принял ультиматум и согласился назначить премьер-министром прогермански настроенного посла в Берлине Дёме Стояи, В немалой степени недовольство Гитлера, по его словам, состояло в том, что «Венгрия не сделала ничего для решения еврейского вопроса и оказалась не готова свести счеты с огромной частью еврейского населения на своей территории». Теперь все должно было измениться[1394]
.