Третий рейх. Дни войны. 1939-1945

В любом случае эффективных средств защиты от газов не существовало, и потому использовать их на поле боя было крайне рискованно. А вдруг ветер переменится и понесет газ обратно на немецких солдат? Не менее рискованной представлялась идея наполнять боевыми отравляющими веществами снаряды и бомбы. Здесь никто не мог сказать с определенностью, куда устремится газовое облако после взрыва такой бомбы. Главный уполномоченный Гитлера по химической войне (а также его личный врач) Карл Брандт, подобно другим ученым, был убежден, что благодаря ресурсному преобладанию разработка и производство нервно-паралитических газов у союзников налажены гораздо лучше. Начни Германия применять газы, рассуждал он, вражеское превосходство в воздухе лишит рейх всякой защиты, если англичане и американцы решат ответить тем же. В подтверждение его опасений производство противогазов в Германии резко возросло осенью 1944 г., тогда за несколько месяцев сумели изготовить несколько миллионов противогазов. В действительности союзники не имели новых боевых огравляющих веществ, хотя и хранили запасы фосгена и иприта. Они запаслись и противогазами: в Великобритании мирным жителям их раздали несколько миллионов штук еще до войны. Однако крайне сомнительно, чтобы столь примитивное средство могло защитить от зарина или табуна[1510].

Самолеты-снаряды, ракеты, атомные бомбы и нервно-паралитические газы были далеко не единственными образцами высокотехнологичного оружия, которые разрабатывались в Германии во время войны. Как отмечал Шпеер, к 1944 г. подготовили несколько видов «чудо-оружия»:

Мы обладали самолетами-снарядами с дистанционным управлением, самолетом-ракетой, летавшим быстрее реактивного самолета, и ракетой с инфракрасным наведением, а также торпедами, которые реагировали на звук и могли поражать корабли, пытавшиеся уйти от преследования лавированием. Завершилась разработка ракеты класса «земля-воздух». Конструктор Липпиш спроектировал реактивные самолеты, превосходившие все когда-либо создававшееся... Нас буквально забросали уже начатыми проектами. Если бы мы сосредоточились на отдельных программах, то, несомненно, вскоре реализовали бы их[1511].

Но из этого ничего не вышло. Проекты были изначально обречены на провал вследствие неспособности правительства расставлять приоритеты. Отчасти это было обусловлено соперничеством различных внутриотраслевых ведомств, отчасти — переоценкой собственных возможностей при финансировании и организации подобных программ, отчасти — недооценкой временных и материальных ресурсов, необходимых для перехода от стадии НИОКР к серийному производству. В частности, вместо того чтобы направить все усилия на изготовление ракеты «Вас-серфаль» (Wasserfall) класса «земля-воздух», которая, по мнению Шпеера, бесспорно, сократила бы ущерб от вражеских бомбардировок, Гитлер приказал сосредоточить ресурсы на производстве «Фау-1», а затем и «Фау-2». В результате, лишившись рабочей силы и оборудования, способного ускорить разработку и начать выпуск оружия, ракетная программа столкнулась с множеством проблем[1512]. Шпеер и другие знали об ошибочном распределении ресурсов. Некоторые проекты продолжались, несмотря на их очевидную нецелесообразность. Однако непрерывная борьба за власть в правительственных сферах свидетельствовала о том, что изменить ситуацию не сможет никто. Цена самих проектов была огромной: например, на полигоне в Пенемюнде трудилось больше персонала, чем в рамках Манхэттенского проекта в Лос-Аламосе. В итоге все эти программы тяжким бременем повисли на государственном бюджете и на ход войны никак не повлияли[1513].