Третий рейх. Дни войны. 1939-1945

Каждый центр отвечал за умерщвление пациентов определенного региона. Местные психиатрические больницы и учреждения для инвалидов обязаны были представлять в ведомство «Т-4» подробнейшие сведения о находившихся на длительном излечении пациентах, шизофрениках, эпилептиках, страдавших неизлечимой формой сифилиса, сенильными расстройствами, страдавших энцефалитом, болезнью Хантингтона и «всеми видами слабоумия» (крайне расплывчатая категория, под которую можно было подвести практически кого угодно). И если уж говорить по совести, многие врачи в этих учреждениях не сознавали цель упомянутых мероприятий, хотя рано или поздно им суждено было ее узнать — иного выхода просто не было. Больные оценивались политически надежными младшими медицинскими экспертами, кандидатуры которых были одобрены местными структурами НСДАП — очень немногие из тех, кого рекомендовали в ведомство «Т-4» рискнули ответить отказом, — а уже затем представали перед комиссией высших должностных лиц. Ключевой критерий при отборе был не медицинским, а, скорее, экономическим — т.е. предстояло ответить на один вопрос: действительно ли пациент был способен к производительной работе или же нет? Именно этот вопрос играл определяющую роль в ходе будущих умерщвлений другого вида, и он оставался центральным при оценках сотрудниками «Т-4» во время посещения учреждений, не представивших регистрационные формы. Но за экономической оценкой в программе явно просматривался идеологический элемент: по мнению ведомства «Т-4», речь шла о людях, которых предстояло изъять из германской расы ради омоложения ее в будущем; поэтому умерщвление охватывало и эпилептиков, и глухонемых, и слепых. За исключением, разумеется, увешанных орденами участников войны. На практике, однако, все перечисленные критерии были в большой степени импровизацией, причем произвольной, ибо формы содержали мало реальных деталей. К тому же материалы обрабатывались в страшной спешке и в огромных объемах. Герман Пфанмюллер, например, оценил свыше 2000 пациентов в период с 12 ноября по 1 декабря 1940 г., т.е. в среднем 121 в день, исполняя при этом и обязанности главного врача больницы в Эгльфинг-Хааре. Другой эксперт, Йозеф Шрек заполнил 15 000 форм с апреля и до конца 1940 г., иногда вынося до 400 заключений в неделю, причем также не забывая о своих основных служебных обязанностях. Так что на решение о жизни или смерти пациента отводились считание секунды[139].

Регистрационные формы отмечались тремя младшими экспертами: красным значком «+» — смертный приговор, синим «—» — пациенту даровали жизнь или — в отдельных случаях — «?», что означало направление на дальнейшее рассмотрение. После этого формы отсылались к одному из трех старших врачей на утверждение или для внесения коррективов. Их решение было окончательным. После завершения обработки регистрационных форм и возвращения их в ведомство «Т-4» фамилии обреченных на умерщвление пациентов отсылались в транспортный отдел «Т-4», который информировал учреждения, где содержались больные для проведения необходимых подготовительных работ. Нередко списки были составлены настолько небрежно, что включали пациентов, оцененных экспертами как хороших рабочих, и приходилось второпях заменять их фамилии на другие — квота ведь должна быть соблюдена. Надлежало сообщать и о пациентах, не являвшихся гражданами рейха или принадлежавших к «не германской или не связанной с германской крови». В первую очередь это означало пациентов-евреев, подпадавших под особое распоряжение от 15 апреля 1940 г., а несколько тысяч пациентов-евреев были отравлены газом или позже отправлены в оккупированные районы Польши и в течение двух с половиной лет были умерщвлены там на том основании, что арийский персонал учреждений постоянно жаловался на них и не мог обеспечить надлежащий уход. Главные врачи психиатрических больниц, как, например, Герман Пфанмюллер 20 сентября 1940 г., выбрав удобный момент, с гордостью доложил, что их учреждение отныне «очищено от евреев» — все до единого они либо умерщвлены, либо отправлены куда следует[140].