Третий рейх. Дни войны. 1939-1945

Теперь у Галена раскрылись глаза на происходящее. В четвертой проповеди 3 августа 1941 г. он зашел дальше. Этому способствовал тайный визит отца Генриха Лакмана, капеллана хосписа в Мариентале, сообщившего ему о предстоящем умерщвлении группы пациентов и попросившего найти способ воспрепятствовать этому. Гален расценил услышанное как потенциальное преступление и счел своим долгом предать его гласности. В своей знаменитой проповеди он сначала вновь затронул тему ареста священников и конфискацию церковного имущества, а затем перешел к детальному описанию и резкому осуждению программы эвтаназии. Если в своих прежних проповедях, в частности 6 июля 1941 г., он ограничивался лишь намеками, то на этот раз привел обстоятельные детали и конкретные случаи умерщвления, добавив, что имперского руководителя здравоохранения доктора Конти «отнюдь не смущает тот факт, что большое количество психически больных людей в Германии уже были преднамеренно убиты, более того, их убийства продолжатся и в будущем». Такие убийства были противозаконны, заявил Гален. Касательно отправки пациентов из учреждения в Мариентале под Мюнстером в конце минувшего месяца, он заявил, что в послании прокурору представил формальное обвинение всех ответственных за убийства лиц. «Люди, — заявил он пастве, — это не старые клячи и не коровы, отправляемые на убой, когда пользы с них уже никакой. И если этот принцип применить к человеческим существам, то это развяжет руки для избавления от всех «непродуктивных», неизлечимо больных, инвалидов труда или войны, людей престарелых и прочих». И Гален задал риторический вопрос: «Как теперь верить врачам?» Изложенные им факты были вполне достоверны. Католики, заявил он, обязаны избегать богохульствующих, нападающих на их религию или обрекающих на гибель ни в чем не повинных людей. В противном случае они сами станут соучастниками творимых преступлений[162].

Впечатление от проповедей, в особенности от последних, было сродни эффекту разорвавшейся бомбы. Гален оформил их в письменном виде как пастырское послание и прочитывал вслух в приходских церквях. Копии дошли и до Великобритании, слова Галена зазвучали в радиопередачах немецкого отдела службы Би-би-си, их в виде листовок сбрасывали с самолетов над территорией Германии, они были переведены на несколько языков и появились во Франции, Голландии, Польше и других странах Европы. Копии дошли до многих семей. В результате несколько человек выступили с протестами, рассказывали об аналогичных убийствах родственников своих коллег по работе; часть несогласных были арестованы и помещены в концентрационные лагеря, включая некоторых пасторов, также читавших проповеди Галена. Поступок Галена послужил примером и для епископов, таких как Антоний Хильфрих, епископ Лимбургский, 13 августа 1941 г. написавший послание протеста министру юстиции Портнеру (который сам был католик), осуждая убийства как «несправедливость, вопиющую к Небесам»[163]. Епископ Майнцский Альберт Штор также в своих проповедях высказывался против лишения жизни[164]. Это стало самым мощным, наиболее открытым и объединившим самые широкие слои населения движением протеста против нацистской политики со времен основания Третьего рейха. Сам Гален сохранял спокойствие и невозмутимость человека, в любую минуту готового принять мученическую смерть. Но ничего не произошло. Достигнутый им уровень гласности был настолько высок, что нацистские лидеры не решились ни на какие репрессивные меры против него. Гаулейтер Мейер писал Борману, требуя повесить епископа. Борман и сам готов был на это, но Гитлер и Геббельс, когда Борман изложил им свою идею, отнеслись к ней скептически, ибо казнь Галена сделала бы из него великомученика, что лишь усугубило бы нестабильность в обществе, что было совершенно ни к чему, тем более в разгар войны. Ничего, этим мы займемся после победы, заявил тогда Гитлер. Рядовые члены НСДАП в Мюнстере недоумевали: почему с этим епископом так носятся, если он предатель нации и место ему в тюрьме?