Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

После позднего завтрака Гитлеру приносили свежие газеты и информационные сводки, которые были не только важны для формирования его мнения, но и сильно влияли на его настроение. Когда дело касалось особенно важных сообщений в зарубежной прессе, фюрер мгновенно и обычно весьма агрессивно формулировал официальную позицию Германии и затем диктовал ее слово в слово руководителю имперской палаты печати доктору Дитриху или заместителю Дитриха Лоренцу. Гитлер дерзко вторгался во все сферы деятельности правительства, не проконсультировавшись с соответствующими министрами, например с Геббельсом или Риббентропом, и даже не поставив их в известность заранее.

Затем Хевель докладывал о международных событиях, что Гитлер воспринимал куда спокойнее, чем комментарии в прессе. Сейчас мне кажется, что откликам на события он придавал куда большее значение, чем самим событиям. После этого Шауб приносил сводки о ночных воздушных налетах, поступавшие от гауляйтеров Борману. Поскольку я часто через день или два инспектировал военные предприятия в подвергшихся бомбежкам городах, то могу сказать, что Гитлера весьма точно информировали о разрушениях. Понятно, ни одному гауляйтеру не было никакой выгоды в преуменьшении ущерба, ведь если – несмотря на разрушения – он успешно восстанавливал нормальную жизнь и производство, его престиж только возрастал.

Эти доклады явно шокировали Гитлера, правда, не столько жертвы среди населения и разрушения в жилых кварталах, сколько уничтожение ценных зданий, особенно театров. Как и в своих довоенных проектах «обновления немецких городов», он в первую очередь интересовался представительской архитектурой и гораздо меньше – нуждами и несчастьями людей, а потому требовал немедленно восстановить сожженные здания театров. Я несколько раз пытался напомнить ему о других, более важных задачах строительной индустрии, да и местные власти вовсе не пылали желанием выполнять столь непопулярные приказы. Во всяком случае, Гитлер, поглощенный военной ситуацией, редко спрашивал, как продвигается строительство. Он настаивал на восстановлении оперных театров только в Мюнхене, своем втором доме, и в Берлине, на что потребовалось огромное количество рабочих и денег[190]. Заявляя, что «театральные спектакли необходимы для поддержания морального состояния людей», Гитлер демонстрировал поразительную неосведомленность о жизни и настроениях народа – горожанам-то уж точно было не до театров. Эти замечания также показывают, насколько глубоко укоренилась в нем мелкобуржуазная мораль.

Читая доклады, Гитлер обычно обрушивал свой гнев на британское правительство и евреев, на коих возлагал всю вину за бомбардировки, и заявлял, что мы могли бы положить конец авианалетам, если бы создали свою мощную бомбардировочную авиацию. Всякий раз, как я объяснял, что у нас нет ни самолетов, ни взрывчатки для начинки бомб[191], он заявлял: «Да полно вам, Шпеер. Вы уже столько невозможного сделали. И с этим справитесь». Оглядываясь назад, я думаю, что одна из причин, по которой Гитлер не воспринимал воздушную войну над Германией всерьез, – наша способность увеличивать выпуск военной продукции, несмотря на массированные авианалеты. Наши с Мильхом предложения о радикальном сокращении производства бомбардировщиков и соответственном увеличении выпуска истребителей категорически отвергались, и в конце концов время было безвозвратно упущено.

Я несколько раз пытался убедить Гитлера съездить в подвергшиеся авианалетам города и увидеть разрушения своими глазами[192]. Геббельс пытался втолковать ему то же самое, но безуспешно. Он жаловался на упрямство Гитлера, с завистью рассказывал о Черчилле и сокрушался о невозможности развернуть достойную пропагандистскую кампанию. Гитлер с упорным постоянством отвергал все подобные предложения. Во время переездов со Штеттинского вокзала в рейхсканцелярию или в Мюнхене в свою квартиру на Принц-регент-штрассе он теперь приказывал шоферу выбирать кратчайшую дорогу, хотя прежде предпочитал долгие поездки. Я несколько раз сопровождал его и видел, с каким равнодушием он смотрел на руины за окном автомобиля.

Морелль порекомендовал Гитлеру длительные прогулки, и было бы нетрудно проложить несколько тропинок в прилегающих к Ставке лесах Восточной Пруссии, но Гитлер наложил вето на этот проект и в результате совершал ежедневный моцион на крохотной площадке длиной в сотню ярдов в «Запретной зоне I».