В то время я почти не обращал внимания на подобные проблемы и удовлетворился заверениями лагерного начальства в том, что они выполнят мои распоряжения. 13 января 1944 года доктор Пошман, отвечавший за медицинское обслуживание всех моих сотрудников, рассказал мне о страшных антисанитарных условиях на «Миттельверке», и на следующий же день я послал на завод одного из начальников отдела моего министерства, а доктор Пошман начал срочно принимать меры. К сожалению, из-за моей болезни через несколько дней эта деятельность частично прекратилась, однако 26 мая, вскоре после моего возвращения к работе, Пошман доложил, что обеспечил отправку гражданских врачей во многие трудовые лагеря. Без трудностей не обошлось. В тот же день я получил письмо от Роберта Лея, в котором он, не стесняясь в выражениях, протестовал против вмешательства доктора Пошмана в сферу его компетенции и требовал, чтобы я сурово наказал Пошмана за уже содеянное и запретил ему в дальнейшем лезть не в свои дела. Я пренебрег гневом Лея, поскольку отдавал все эти распоряжения с согласия доктора Брандта и к тому же руководствовался не только гуманитарными, но и чисто практическими соображениями. Я также был уверен, что Гитлер даст отпор обиженным партийным функционерам да еще воспользуется случаем отпустить немало оскорбительных замечаний по поводу «бюрократов».
Больше Лей меня не тревожил, и даже Гиммлеру не удалось продемонстрировать мне свое превосходство. 14 марта 1944 года он приказал арестовать Бернера фон Брауна и двух его помощников. Причина, как официально сообщили начальнику центрального управления, состояла в том, что эти трое – в нарушение одного из моих распоряжений – отдали приоритет мирному проекту в ущерб программам разработки нового оружия. В действительности же фон Браун и его сотрудники говорили в своем кругу о том, как можно усовершенствовать ракету, чтобы в отдаленном будущем приспособить ее для почтовой связи между США и Европой. Они были настолько наивны, что даже предоставили для журнальной публикации свои фантастические проекты. Когда Гитлер навещал меня в Клессхайме, я, воспользовавшись его удивительной благожелательностью, попросил о снисхождении к арестованным специалистам и вырвал обещание добиться их освобождения. Однако прошла неделя, прежде чем обещание было выполнено. Гитлер до сих пор ворчливо вспоминал о трудностях, которые ему пришлось преодолеть ради меня, зато фон Браун был «защищен от всяческих преследований, пока являлся незаменимым специалистом». И все же Гиммлеру удалось достичь одной из поставленных целей: отныне даже руководители ракетного проекта не чувствовали себя в безопасности, прекрасно понимая, что в другой раз мне, вполне вероятно, не удастся освободить их из-под ареста.
Гиммлер давно стремился создать промышленный концерн, который находился бы в полной собственности СС. Гитлер, как мне казалось, прохладно относился к этому замыслу, и я это отношение всячески поддерживал. Вероятно, этим и объяснялось странное поведение Гиммлера во время моей болезни. Именно в те месяцы он наконец сумел убедить Гитлера в многочисленных преимуществах крупного промышленного объединения в структуре СС. В начале июня 1943 года Гитлер приказал мне помогать СС в строительстве собственной экономической империи, охватывавшей все сферы от добычи ископаемых до производства, причем выдвинул весьма странную причину: необходимо усилить СС, чтобы при его преемнике они могли бы, к примеру, помешать министру финансов сократить их финансирование.
В результате произошло именно то, чего я опасался в самом начале своей работы на посту министра вооружений. Правда, мне удалось отстоять право на такой же контроль над производственными мощностями, выделенными Гиммлеру, как и над остальными предприятиями военной промышленности, на том основании, что «если один род войск добьется полной независимости, то рухнет вся двухлетними трудами скоординированная система производства вооружений для трех других родов вооруженных сил». И хотя Гитлер пообещал мне поддержку в случае конфликта с Гиммлером, у меня оставались серьезные сомнения. Достаточно сказать, что к тому моменту, как рейхсфюрер СС пригласил меня в свой дом в Берхтесгадене, он уже знал от Гитлера об этом разговоре.