Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

Геринг и Геббельс будоражили друг друга опасностями, которые представлял триумвират, и планами вызволения Гитлера из-под его влияния, а мы по большей части помалкивали. Геббельс словно позабыл, как уничижительно Гитлер отзывался о Геринге всего несколькими днями ранее. Вскоре им обоим стало казаться, что их цель вполне достижима. Геринг, как обычно, быстро переходящий от апатии к эйфории, уже начинал преуменьшать влияние опасной троицы на Гитлера: «Мы не должны переоценвать их, герр Геббельс! В конце концов Борман и Кейтель всего лишь секретари фюрера. И что они о себе возомнили! Они не имеют никакой личной власти. Они — никто».

Как казалось, Геббельса больше всего тревожило то, что, имея прямые контакты с гауляйтерами, Борман может вставлять нам палки в колеса и на внутреннем фронте. В борьбе против Бормана как руководителя партийной канцелярии Геббельс попытался заручиться поддержкой Лея, а затем предложил предоставить Комитету по обороне рейха право вызывать гауляйтеров и требовать от них отчета. Прекрасно понимая, что от Геринга вряд ли следует ожидать особой активности, Геббельс наметил еженедельные заседания и небрежно добавил, что если Геринг не сможет принять в них участия, то он, Геббельс, выступит в роли заместителя председателя[153]. Геринг не уловил сути козней Геббельса и согласился. За фронтами жестокой борьбы за власть не утихали ревность и зависть давних соперников.

Уже давно данные о количестве рабочих, будто бы направляемых Заукелем в промышленность, которые он докладывал Гитлеру, перестали соответствовать реальным цифрам. Когда разница достигла нескольких сотен тысяч, я предложил своим союзникам объединить усилия, чтобы заставить Заукеля, форпост Бормана на нашей территории, огласить истинные сведения.

По распоряжению Гитлера близ Берхтесгадена давно было воздвигнуто большое здание в сельском баварском стиле для секретариата берлинской рейхсканцелярии. Оттуда Ламмерс и его ближайшие помощники руководили деятельностью рейхсканцелярии, если Гитлер оставался в Оберзальцберге несколько месяцев кряду. Герингу удалось добиться, чтобы Ламмерс, как хозяин здания, пригласил нашу группу, а также Заукеля и Мильха на совещание 12 апреля 1943 года. Перед совещанием мы с Мильхом снова напомнили Герингу о наших общих требованиях. Он радостно потер руки: «Я об этом позабочусь!»

Мы удивились, обнаружив в комнате для совещаний Гиммлера, Бормана и Кейтеля. Ситуация усугубилась сообщением Геббельса о том, что он присутствовать не сможет, так как по дороге в Берхтесгаден у него начались почечные колики и он лежит совершенно больной в своем спецвагоне. По сей день я не знаю, правда ли это, или он предчувствовал неприятности.

То заседание ознаменовало конец нашего союза. Заукель подверг сомнению наше требование еще двух миллионов ста тысяч рабочих для всей промышленности и настаивал на том, что предоставил все необходимые трудовые ресурсы, а когда я обвинил его в неточности информации, он пришел в ярость[154].

Мы с Мильхом ожидали, что Геринг потребует от Заукеля объяснений и заставит его изменить тактику набора рабочей силы, но, к нашему ужасу, Геринг обрушился на Мильха — и тем самым, косвенно, на меня — с обвинениями: мол, Мильх создает слишком много трудностей, а наш товарищ по партии Заукель, делая все возможное и невозможное, достиг потрясающих успехов… Мы должны быть благодарны Заукелю, а Мильх просто не замечает его достижений.

Все это выглядело так, будто Геринг поставил на проигрыватель не ту пластинку. В последовавшем длительном споре каждый из присутствующих министров выдвинул чисто теоретические объяснения разницы между реальными и официальными цифрами. Гиммлер с потрясающим спокойствием заметил, что, возможно, недостающие сотни тысяч просто умерли.

Заседание закончилось полным нашим провалом. Вопрос об исчезнувших рабочих не прояснился, а наше великое наступление на Бормана захлебнулось.

После заседания Геринг отвел меня в сторону: «Я знаю, что вам нравится тесно сотрудничать с моим статс-секретарем Мильхом. Из самых дружеских побуждений я хотел бы предостеречь вас. Он ненадежен. Как только затрагиваются его личные интересы, он может предать своих лучших друзей».

Я немедленно передал эти слова Мильху. Он рассмеялся: «Несколько дней назад Геринг сказал мне то же самое про тебя». Эта попытка Геринга посеять недоверие между союзниками прямо противоречила нашим договоренностям. Печально, но в нашем зараженном подозрениями окружении в любой дружбе видели угрозу.