Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

Во Фленсбурге все мы, члены правительства Дёница, снова встретились в классной комнате, теперь похожей на зал ожидания. Мы тоскливо сидели на расставленных вдоль стен скамейках в окружении чемоданов с личными вещами. Должно быть, мы походили на эмигрантов, ожидавших своего корабля. Одного за другим нас вызывали в соседнюю комнату для регистрации. Свежеиспеченные пленные возвращались оттуда рассерженными, оскорбленными или подавленными — в зависимости от склада характера. Когда подошел мой черед, я был оскорблен унизительной процедурой личного досмотра. Вероятно, нам пришлось пройти это испытание из-за самоубийства Гиммлера, спрятавшего во рту ампулу с ядом.

Дёница, Йодля и меня вывели в маленький дворик. Из всех окон на нас были нацелены автоматы. По обилию фоторепортеров и кинооператоров я понял, что весь этот спектакль предназначен для прессы и кинохроники, и постарался принять равнодушный вид. Затем нас посадили в грузовики. Насколько я мог видеть на поворотах, наш эскорт составляли три или четыре десятка бронемашин — редкая честь для меня, привыкшего колесить на своей машине в одиночестве и без охраны. На аэродроме нас рассадили в два двухмоторных транспортных самолета. Сидя на чемоданах и ящиках, мы представляли жалкое зрелище. Никто не сказал, куда мы летим, и еще предстояло привыкнуть к тому, что мы никогда не будем знать, куда нас перемещают. И это после стольких лет, когда мы принимали свободу передвижения как само собой разумеющееся. Только дважды в тех путешествиях цель назначения была определенной: Нюрнберг и Шпандау.

Мы летели над побережьем, а затем довольно долго над Северным морем. Неужели в Лондон? Но самолет повернул на юг. Похоже, мы летели над Францией. Под крылом самолета появился большой город. Реймс, предположил кто-то. Оказалось — Люксембург. Самолет приземлился. У трапа нас ожидал кордон американских солдат. Их автоматы были нацелены на узкую дорожку между двумя рядами оцепления. Подобное я видел только в гангстерских фильмах, когда преступников привозили в тюрьму. В открытых грузовиках с грубыми деревянными скамьями, под охраной автоматчиков мы проехали несколько деревень. Люди свистели и кричали нам вслед, правда, слов было не разобрать. Начался первый период моего заключения.

В Мондорфе грузовики остановились у большого здания, «Палас-отеля», и нас провели в вестибюль. Еще снаружи мы заметили Геринга и других бывших руководителей Третьего рейха, бродивших по вестибюлю. Там были и министры, и фельдмаршалы, и рейхсляйтеры, и статс-секретари, и генералы. Странно было снова видеть вместе всех, кто в преддверии краха режима словно растворился в воздухе. Я держался в стороне, желая, пока есть возможность, насладиться покоем, веющим от старых стен. Только раз я заговорил с Кессельрингом — спросил, почему он продолжал взрывать мосты, даже когда связь со Ставкой Гитлера оборвалась. И получил типичный для дисциплинированного служаки ответ: мол, мосты следовало разрушать, пока шли военные действия, а главнокомандующего должна беспокоить лишь безопасность его солдат.

Вскоре начали спорить, кто кому должен подчиняться. Гитлер давно объявил Геринга своим преемником, а Дёница назначил главой государства лишь в последний момент, но как рейхсмаршал Геринг был самым старшим по званию офицером. Между новым главой государства и низложенным преемником началась скрытая борьба за главенство в нашей компании, но договориться им так и не удалось. Вскоре оба конкурента просто предпочитали не встречаться у дверей и садились за разными столами в ресторане. Геринг ни на минуту не забывал о своем особом положении. Когда доктор Брандт как-то упомянул, что лишился всего, Геринг резко прервал его: «О, хватит болтать! У вас нет причин жаловаться. В конце концов, что у вас было! А вот я! Когда имеешь так много…»