Антисоциалистический закон имел, возможно, даже более далекоидущие последствия, чем борьба с католической церковью. Он также совершенно не справился со своей непосредственной задачей — бороться с предполагаемыми «врагами рейха». Социалистам не удалось легально запретить участие в парламентских выборах в роли самостоятельных кандидатов, а по мере ускорения индустриализации Германии и еще более быстрого роста численности рабочего класса доля кандидатов-социалистов все увеличивалась. После отмены закона в 1890 г. социалисты реорганизовали свое движение и стали называться Социал-демократической партией Германии. Накануне Первой мировой войны партия насчитывала более миллиона членов и была крупнейшей политической организацией в мире. На выборах в 1911 г., несмотря на исконную ориентацию избирательной системы на консервативный сельский электорат, социалисты заняли место центристской партии и стали самой большой отдельной партией в рейхстаге. Репрессии антисоциалистического закона отодвинули ее на левый край политического спектра, и с начала 1890-х и далее она придерживалась строгих марксистских представлений, согласно которым все существующие церковные, государственные и общественные институты от монархии и военного офицерского корпуса до больших предприятий и фондового рынка должны были быть свергнуты в ходе пролетарской революции, которая приведет к установлению социалистической республики. Вследствие того что либералы поддержали антисоциалистический закон, социал-демократы перестали доверять всем «буржуазным» политическим партиям и отвергали любые предложения сотрудничества, поступавшие к ним от политических сторонников капитализма или представителей движений, которые социалисты считали частью незначительно реформированной существующей политической системы. Многочисленное, хорошо организованное, не признающее других взглядов и, очевидно, неуклонно движущееся вперед к доминированию в органах избирательной власти движение социал-демократов вселяло ужас в сердца респектабельного среднего и высшего класса. Между социал-демократами, с одной стороны, и всеми «буржуазными» партиями, с другой, образовалась гигантская пропасть. Такое бескомпромиссное политическое разделение продолжалось вплоть до 1920-х и сыграло ключевую роль в кризисе, который в конечном счете привел нацистов к власти.
Однако в то же время партия всеми силами стремилась действовать так, чтобы оставаться в рамках правового поля и не давать поводов для постоянно угрожавшего ей восстановления закона о запрете партии. Говорят, что Ленин однажды в приступе необычайной веселости заметил, что немецкие социал-демократы никогда не смогли бы осуществить успешную революцию в Германии, потому что, когда бы они пришли штурмовать вокзалы, то для начала выстроились бы в очередь, чтобы купить билеты. Партия привыкла ждать событий, а не порождать их своими действиями. Ее тщательно продуманная организация с культурными учреждениями, газетами и журналами, пивными и барами, спортивными клубами и учебными заведениями позволила членам партии вести особый образ жизни и сформировала ряд личных интересов, которыми лишь немногие в партии готовы были поступиться. Будучи законопослушной организацией, партия полагалась на судебные решения для своей защиты от преследований. Однако следование закону было непростой задачей даже после 1890 г. Мелкие придирки полиции поддерживались консервативными судьями и прокурорами и судами, которые продолжали считать социал-демократов опасными революционерами. К 1914 г. лишь немногие ораторы и редакторы партийной газеты не отсидели несколько сроков в тюрьме по обвинениям в оскорблении монарха или государственных чиновников. Критика монархии или полиции или даже гражданских служащих, управлявших делами государства, в соответствии с законом до сих пор могла считаться преступлением. Борьба с социал-демократами стала делом жизни целого поколения судей, государственных обвинителей, начальников полицейских отделений и государственных чиновников до 1914 г. Эти люди и большинство их сторонников из среднего и высшего класса никогда так и не признали социал-демократов в качестве легитимной политической силы. В их глазах закон должен был поддерживать существующие государственные и гражданские институты, а не быть нейтральным судьей в конфликте между противоборствующими политическими группами[66]
.