Третий рейх

В двенадцать часов дня Ханна выехала в Германию на машине Чарли. Управляющий «Коста-Брава», узнав об отъезде, сразу сказал, что это непростительная глупость. Единственным оправданием для Ханны было то, что она не могла больше выдерживать такое напряжение. И вот теперь странным и неизбежным образом мы остались одни, чего еще совсем недавно я так желал, но, разумеется, не такой ценой. Все кажется таким же, как вчера, хотя пейзаж уже пронизан грустью. Прощаясь, Ханна сказала, чтобы я заботился об Ингеборг. Ну конечно, успокоил ее я, вот только кто позаботится обо мне? Ты сильнее, чем она, возразила Ханна из машины. Это меня озадачило, ведь большинство людей, которые знают нас обоих, думают, что Ингеборг сильнее. За темными очками я сумел уловить ее тревожный взгляд. Ничего не случится с твоей Ингеборг, заверил я. Стоявшая рядом Ингеборг насмешливо фыркнула. Я тебе верю, сказала Ханна, пожимая мне руку. Позднее управляющий «Коста-Брава» начал изводить нас телефонными звонками, словно мы были виноваты в отъезде Ханны. Первый звонок последовал, когда мы обедали; официант позвал меня к телефону, и я подумал, вопреки всякой логике, что это Ханна звонит из Оберхаузена, чтобы сообщить, что добралась благополучно. Это был управляющий — негодование не давало ему спокойно говорить, — и звонил он, чтобы выяснить, правда ли, что Ханна уехала. Я подтвердил это, и тогда он сообщил, что своим «бегством» Ханна грубо нарушила испанское законодательство. И тем самым оказалась в весьма щекотливом положении. Я высказал предположение, что, возможно, Ханна не знала, что нарушает закон. Не один, а сразу несколько! — вскричал управляющий. К тому же незнание, молодой человек, не освобождает от ответственности. Нет, гостиничный счет оплачен. Проблема заключалась в Чарли: когда его тело найдут, в чем управляющий не сомневался, нужно будет, чтобы кто-то его опознал. Разумеется, испанская полиция может передать немецкой полиции по телеграфу данные, которые Чарли сообщил о себе при регистрации в гостинице; остальное сделают немцы на своих компьютерах. Но в целом такое поведение в высшей степени безответственно, заявил он, прежде чем повесить трубку. Второй звонок, последовавший несколькими минутами позже, был сделан для того, чтобы, не скрывая изумления, известить нас, что Ханна забрала автомобиль Чарли и что подобные действия могут рассматриваться как преступные. На этот раз с ним разговаривала Ингеборг, заявившая, что Ханна не какая-нибудь воровка и что машина понадобилась ей для того, чтобы вернуться в Германию, и ни для чего другого. А уж как она потом распорядится этим драндулетом, исключительно ее дело. Управляющий настаивал, что речь идет о краже, и разговор закончился на несколько повышенных тонах. Зато третий звонок был примирительным: нас спросили, не могли бы мы в качестве друзей представлять «пострадавшую» сторону (кажется, имелся в виду несчастный Чарли) на время работ, связанных с поисками. Мы согласились. Представлять пострадавшую сторону, вопреки тому, что я думал, ровным счетом ничего не означало. Да, спасательная операция продолжалась, но никто уже не надеялся найти Чарли живым. Мы вдруг оценили решение Ханны: все это было невыносимо.

Ничего не изменилось. Это меня больше всего удивляет. Утром в коридорах гостиницы было не протолкнуться от уезжающих, но уже к вечеру на террасе я заметил новые лица, еще бледные и восторженные, — прибыла очередная партия отдыхающих. Температура вдруг резко подскочила, и стало жарко, как в июле, а ветерок, приносивший свежесть на раскаленные улицы городка, стих. Пропитавшаяся потом одежда прилипает к телу, а прогулка по улице превращается в мучение. Часа через три после отъезда Ханны я повстречал Волка и Ягненка в «Андалузском уголке»; вначале они сделали вид, будто не заметили меня; потом подошли с печальными лицами и принялись задавать непременные в таких случаях вопросы. Я ответил, что о поисках пока ничего нового сообщить не могу и что Ханна находится уже на пути в Германию. Их физиономии и поведение сразу заметно изменились. Они явно расслабились и стали гораздо дружелюбнее. Было жарко; уже через несколько минут я понял, что эти скоты не собираются покидать меня: разговор пошел в том же русле и изобиловал той же символикой, какую они привыкли использовать в общении с Чарли, только на месте Чарли теперь был я, а на месте Ханны — Ингеборг!