Третий Рим. Имперские видения, мессианские грезы, 1890–1940

С наступлением Русско-японской войны и революции 1905 года Рим приобрел еще большую значимость. Проявляя интерес к историческим деталям, что отличало его подход к созданию римских романов и других произведений[194], Брюсов также связывал прошлое Рима с настоящим России в нескольких текстах раннего революционного периода, в частности в стихотворениях, вошедших в «Современность» (раздел тома 1906 года «Stephanos»). В начале войны Брюсов жаждал для России достижения статуса мировой империи и предсказывал легкую победу[195]. Преданный идее военных успехов России, он отвергал революционные тенденции и призывал русский «плебс» отложить революционную деятельность до того момента, когда Россия, подобно Риму, станет вновь гордой и победоносной[196]. По мере того как военная удача отворачивалась от России, его риторика, вдохновленная Римом, приняла иное направление, обратившись к России: в стихотворении 1905 года, явившемся реакцией на поражение России в Цусимском сражении, он оплакивает утрату короны Третьего Рима, которая для нерелигиозного Брюсова была исключительно символом земной власти[197]. В середине 1905 года, лишившись иллюзий о расширении границ России и удрученный слабостью царского режима, Брюсов отрекся от преданности ему. В стихотворении «Юлий Цезарь» (1905) он заявляет о намерении пришпорить коня и пересечь Рубикон (вероятно, политический) – реку, которую пересек Юлий Цезарь, совершая беспрецедентный и судьбоносный шаг для римского военачальника – вторгнуться в Италию, тем самым совершив акт предательства по отношению к Римскому государству (1: 427)[198].

Период, предшествовавший написанию Брюсовым римских романов, дал ему прекрасную возможность проверить его позаимствованный из Вергилия девиз – идти вперед. В точности как Юний, которому пришлось столкнуться с крахом империи, которую он боготворил, сторонник империи Брюсов пережил поражение в войне с Японией, а затем революцию 1905 года и ее последствия. И опять, как и Юний, он не смог полностью принять одну из сторон в политическом конфликте. Ему претила неспособность Российской империи победить своих «восточных» недругов, и его нисколько не утешила впоследствии слабая, неэффективная реакция на революцию. «Но вы, что сделали вы с Римом, \ Вы, консулы, и ты, сенат!» – восклицает он в «Юлии Цезаре» [Брюсов 1973, 1: 427]. При этом в стихотворении «Довольным» (1905), написанном после дарования конституции царем, он насмехался над членами оппозиции, которые остались довольны таким ответом: «Довольство ваше – радость стада, \ Нашедшего клочок травы» (там же, 432).

Как пишет Джоан Дилейни Гроссман, недовольство Брюсова бессильным правительством и легко усмиряемой либеральной оппозицией разъясняется в другой строчке стихотворения «Довольным», в которой он прославляет величие как могучих властителей, так и увлеченных своей борьбой мятежников [Grossman 1985: 283]. Сила, энергия и воля – основные элементы, которые для Брюсова-римлянина обладали мощной эстетической притягательностью. Поэтому, хотя ему и не нравилась революционная повестка, его привлекала волна эмоционального подъема, растущая по мере того, как революция набирала силу. Революция была новой «истиной», вытесняющей дорогое сердцу прошлое, и уже потому требовала уважения. И снова, как и Юний, оставив приверженность самодержавию, Брюсов так и не смог до конца проникнуться революцией. В стихотворении «Грядущие гунны» (1905) Брюсов открывает свои опасения, связанные с революцией: он прославляет ее привлекательные моменты, но страшится идущего за ней уничтожения культуры, которую он так любил. Весьма значимо, что в соответствии с заглавием и темой стихотворения Брюсов выбрал эпиграфом строчку Вячеслава Иванова про гунна Аттилу – и снова революционные потрясения России нашли перекличку с Древним Римом (1: 433)[199]. Озабоченность Брюсова революционным будущим России отразилась и в статье 1905 года «Свобода слова», написанной в ответ на статью Ленина «Партийная организация и партийная литература». Статья Брюсова не переиздавалась до 1990 года[200].

В статье «Партийная организация и партийная литература» Ленин призывал к созданию литературы, подчиненной контролю партии, настаивая, что русские авторы смогут получить свободу только в контексте служения пролетариату. Ленин спорил с такими писателями-«сверхчеловеками» (как декаденты-ницшеанцы), которые презирали коллективную социально-демократическую работу и не черпали в ней вдохновения. Заявляя, что под огромным крылом социально-демократической партии найдется место всем, включая таких маловероятных ее приверженцев, как христиане и мистики, Ленин предупреждал писателей, кто не поддержит его планов, что партия сохраняет за собой право прогнать тех, кто не примет ее мудрость [Ленин 1958–1982, 12: 99-105, в особ. 100–103].