Лили знала, после какого случая появились эти слухи. Тогда, очнувшись на речной отмели и увидев склонившееся к ней лицо целительницы, альва почти возненавидела ее за это чудо…
— У меня к тебе вопрос, — сказала она, заставляя себя не вспоминать о прошлом.
— Я слушаю, — хозяйка жестом пригласила гостью присесть на толстый ствол поваленного ветром дерева и сама устроилась рядом.
— Мне нужно знать о заимствовании энергии для самостоятельного исцеления, — Лили тщательно подбирала правильные слова. — О тех случаях, когда энергия берется у разумного существа, но без его согласия. Или при невольном согласии.
— Речь о ком-то из моего народа? — насторожилась Моана. — Кто-то пострадал от одного из детей воды?
— С чего ты взяла? — удивилась альва.
— Такое изъятие силы может провести только целитель-водник. У других стихийников обмен энергией проходит лишь при обоюдном согласии.
— Да, я говорю о водяном, — согласилась Лили, и это почти не было обманом. — Полагаю, он не отдавал себе отчета в том, что делает. Но не волнуйся, никто не пострадал. Это случилось давно, и все участники тех событий живы и здоровы. Я хотела узнать о другом. Скажи, не устанавливается ли при таком обмене некая связь между отдающим и забирающим?
— Связь?
— Да, как при отдельных ритуалах. Симпатия, привязанность? Другие… чувства?
— Например, любовь? — хмыкнула Моана. Покачала головой и, засучив рукав, вытянула вперед руку. — Сейчас покажу тебе.
В ушах негромко зазвенело. Со стороны озера к женщинам с нервирующим писком подлетел комар. Опустился на обнаженное запястье целительницы и с ходу вонзил в ее кожу жадный хоботок.
— Вот так, по сути, происходит упомянутое тобой заимствование, — поморщившись, пояснила ундина. — Как полагаешь, что чувствует ко мне этот кровосос? А я к нему? Вспомню я о нем, когда укус уже не будет зудеть?
Она резко прихлопнула обнаглевшего от вседозволенности кровопийцу:
— Вот и вся любовь.
Ничего не оставалось, как принять столь наглядное объяснение.
— Я бы спросила, почему ты интересуешься этим, но не скажешь ведь, — улыбнулась целительница. — Хочешь чая с лесными травами?
— Хочу.
Раньше ей нравилось приходить к Моане. С ней можно было даже не разговаривать. Просто сидеть рядом, отхлебывать ароматный чай из кривобокой глиняной кружки и молчать.
— Я буду ждать тебя, — обещала, прощаясь, ундина. — Может, еще лет через двадцать заглянешь.
Лили не стала обещать, что придет раньше…
У причала альву ждал сюрприз.
— Раз уж навещаешь старых подруг, заглянула бы и ко мне, — пропела оккупировавшая лодку сильфида. — Тем более во дворце была. Избегаешь меня?
— Ну что вы. Встреча с вами — счастье для меня, шеари Йонела.
— Чуть больше искреннего почтения, и меня от удивления удар хватил бы, — рассмеялась сильфида.
— Я на это и рассчитывала.
Лили соскочила с мостика в лодку и, бесцеремонно потеснив шеари, заняла место на банке.
— Ну? — обернулась она к Йонеле, когда заговоренная гондола поплыла в сторону города. — Говори, чего хотела.
Пусть милашка Арсэлис развлекается игрой в правительницу. Эллилиатарренсаи Маэр Хеллан, бывшая старейшая великого рода Хеллан, позволяла ей эту игру, как усталая тигрица иногда позволяет котятам забавляться со своим хвостом и представлять себя охотящимися хищниками. Но вдова шеара Вердена слишком стара для подобных игр и знает истинное положение вещей. Да Лили и не рискнула бы подсовывать ей хвост — не ровен час, откусит.
— Почему ты вернулась? — спросила сильфида.
— Увидеться с Холгером.
— Зачем?
Надеялась, что Этьен ошибся, и она застанет его отца во дворце. То, что правитель явился в мир людей без предупреждения, настораживало.
— Соскучилась, — ответила Лили с привычной ухмылкой.
Как и предполагалось, унижаться, настаивая на правдивом ответе шеари не стала.
— А как… как дела там? — помолчав с минуту, поинтересовалась она.
— Неплохо.
— Как Этьен? — Спрашивая, сильфида старательно делала вид, что зеленый берег, вдоль которого плыла лодка, интересует ее куда больше внука. — Счастлив? Он ведь так туда рвался.
— Не разочарован, скажем так.
Не отрывая взгляда от берега, Йонелла медленно кивнула:
— Выходит, Холгер прав, отпуская его.
— Тысячу раз неправ.
Она пыталась объяснить и правителю, и его матери. Давно, еще в тот день, когда юный шеар впервые показал свою силу у разрыва. Он — не человек, и в мире людей ему не место. Но Холгер рассудил иначе.
— Что ты почувствовала, когда не стало Вердена?
Йонела промолчала. Съежилась, словно от налетевшего ветра, сгорбила всегда прямую, как струна, спину… На миг превратилась в настоящую старуху, одинокую и измученную жизнью, — в ту, кем и была под личиной вечно молодой сильфиды…
— Когда пустота забрала моего мужа, я хотела умереть, — проговорила Лили тихо.
Судьба назначила ей сегодня день памяти. Впрочем, она всегда помнила…