Третий удар. «Зверобои» из будущего

— В одну шеренгу — становись! Равняйсь! Смирно! Так, товарищи бойцы, связисты, девушки, чтоб вас всех! Вы бойцы Красной Армии — или бабы базарные?! Что за вороний гам?! Вы в армии или где?! Совсем ошалели? Газету читаете — Ника Алексеевна Иванова, о ней же речь, правильно? — чем в Выборге занималась? Молчать в строю! Грибы собирала она там? Столовой заведовала? Нет? Может, обозом командовала? Тоже нет? Так неужели до вас, в головки ваши светлые, рыжие и темные, не доходит — если старший офицер ОсНаз появляется в прифронтовой полосе, маскируясь, в чужой форме, с чужими знаками различия — то это не просто так? У вас между ушами хоть что-то, кроме прически, есть? Узнали — молчите в тряпочку! В крайнем случае — подойдите тихонько в укромном местечке и скажите ей, что узнали и как узнали — пусть решает, что с этим делать. А лучше — молчать! Зашейте рот, если иначе невмоготу!!! Тут, может, операция фронтового масштаба начинается, о которой мне, подполковнику, знать не положено, а комсомолке Семеновой, оказывается, это знать надо! Любопытство у ней, не скажу где засвербело! Что вам знать положено — до вас доведут, остальное — вас не касается. Ясно? Я вас спрашиваю — ясно?!

— Ясно, товарищ подполковник!

— Вот и хорошо. А теперь, для пущей ясности — у вас ночевала СЕРЖАНТ ИВАНОВА. До этого вы ее нигде не видели и о ней ничего не знаете. А кто будет болтать языками — поедете белым медведям прогнозы погоды принимать и зачитывать! — решил сгустить краски Пережогин.

Мякишев слушал все это и понемногу приходил в себя. Ну, надо же, а! Вот тебе и «красноармеец, смирно!». Но пришла и другая мысль — как раз разведчица из товарища Ивановой никакая. Если брать не фронтовую разведку, что за «языками» шастает, а разведку агентурную, нелегальную, в тылу врага. «Толку переодеваться в сержанта, если замашки остаются майорскими? — думал про себя Семен Борисович. — Или свое настроение так всем сразу демонстрировать? Такую разведчицу проще самим к стенке поставить вместо заброски — и быстрее, и гуманнее. Диверсант, снайпер — допускаю, да и награды сами за себя говорят. Но разведка? Не-е-е-т, девушка, это — не ваше!»

Пережогин закончил лекцию и, распустив строй, забрал подшивку. После чего подошел к стоящему столбом Мякишеву и позвал:

— Пойдем, капитан, расскажете мне, что вам было нужно от товарища Ивановой.

Стоя в курилке под сосной напротив казармы девушек-радисток, Семен рассказывал подполковнику историю своего знакомства с Ивановой и подозрения, которые у него возникли, когда к офицерам подошел младший сержант-порученец:

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться к товарищу капитану?

— Обращайтесь.

— Товарищ капитан Мякишев, Семен Борисович?

— Да.

— Приказано проводить вас в распоряжение начальника разведотдела Штаба фронта!

— Ну, пойдем, раз приказано, — Мякишев последний раз затянулся и выбросил папиросную гильзу во вкопанную посреди курилки обрезанную бочку.

Ника

У смершевцев говорил в основном Ващенко. За это ему отдельный низкий поклон, потому что мне в этот момент было явно не до общения. Везет мужикам, у них нет каждый месяц проблем. Вся подлость этой «ежемесячной проблемы» даже не в том, что крышу срывает от боли и кажется, что родишь ежика прямо здесь и сейчас, и даже не от предчувствия стыда, если кто-нибудь об этом узнает или еще страшнее — увидит, а самое неприятное состоит в том, что перестаешь адекватно воспринимать людей. Хочется забиться в самый дальний, самый темный угол и, свернувшись калачиком, никого не видеть. Вот поэтому женщин в армию и не берут — из-за этого перепада настроения, ни от чего не зависящей злости и бешенства, иногда превращающейся в неконтролируемую агрессию. Особенно пакостно, когда ты это все понимаешь, а сделать с собой ничего не можешь.

Благо все решили на удивление быстро. Меня немного пожурили, что я не отдала честь капитану, раз уж надела сержантские погоны. Я на это извинилась и пообещала больше так не делать. Хихикнув с моего извинения, смершевцы дружно выразили мысль поскорее меня отправить туда, где мне самое место — в тыл к врагу. Я была только за.

Делать в Киеве нам было особо нечего, поэтому лейтенант с подачи Ващенко пошел за нашими вводными в Штаб фронта. Меня же с остальной гопкомпанией отправили сразу на аэродром — от греха подальше. Да и с разведчиками надо было еще познакомиться. Их пообещали тоже направить туда. Часа три-четыре нам для сработки должно было хватить по замыслам начальства. По прибытии на аэродром, не увидев обещанных разведчиков, я оттащила группу подальше от ангаров на край поля и уселась на бревна, пока парни выполняли штатную работу по подгону и проверке снаряжения. Работа всегда нужная, даже если уже все подогнано и проверено пятьсот раз. Вот так, разнежившись на скудном майском солнышке, я незаметно для себя задремала.

Страх перед тем, что можешь сорваться, перегоняется в попытку держать себя в руках. Рывком проснувшись, я поняла, что моих парней почему-то больше, чем было до «сонного царства», а с ними рядом стоит давнишний капитан.