Третий выстрел

— Леха, у тебя как с логикой? Если это моя внучка, то, конечно, я — бабушка. А что, бывает иначе? Ты-то как? Сто лет не виделись. Женился?

— Развелся. Какая девочка славная! Это ведь девочка!

— Редкая догадливость. Это Николь-Иегудит, Дита.

— Забавно. Пройдемся? Погоди, только припаркуюсь.

Ну, давай, паркуйся. Попробуй на набережной стоянку найти, а я посочувствую. Нет, смотрю, кинул машину на платной стоянке, не пожадничал, а сам чуть не бегом ко мне.

— Для бабушки, Танюш, ты слишком красива.

— Леха, я взрослая пожившая тетка, меня на такие глупости не купишь.

— Я и не покупаю. «Правду говорить легко и приятно», говорил один персонаж известного романа…

— О, знаешь, Леха, по поводу того же романа! А я ведь только в Израиле сообразила, что этого героя звали не Иешуа га-Ноцри, как мы привыкли, а Иешуа га-Ноцри, представляешь?

— Спросила бы меня, я бы тебе сразу разъяснил…

И пошли мы с ним, как приличные бабушка с дедушкой, на прогулке с внучкой, неспешно беседующие об искусстве. Ну и доходились, в будущем году будем праздновать серебряную свадьбу. Кто бы мог подумать? С Лехой? Сама в шоке до сих пор. «Мама вышла замуж» называется, было такое старое кино. Родня моя новоявленная сначала тоже была в ступоре от стремительного изменения судьбы одинокой женщины, но и они быстро привыкли к интеллигентному человеку, без сомнения обожающему Татьяну Константиновну. Слетали мы с ним на Кипр, расписаться, так что получилось будто скидка на распродаже: два в одном. Стала мужниной женой, заодно и вторую заграницу посетила.

А что мой Игаль? Да ничего. Приходил мириться несколько раз, был послан далеко-далеко, я умею, вы в курсе. Оформили с ним развод у адвоката сразу же после того, как я получила статус постоянного жителя Израиля. В МВД даже не удивились, что я так быстро зарегистрировала развод с одним и тут же — брак с другим. Они и не такое видали. Вот так я Леху в одночасье сделала дедом. Его-то родная дочь с этим не торопится. И слава богу, наверное.

Эден иногда забегает к нам по старой памяти. После армии она улетела в Лондон, пыталась сделать рок-карьеру, играла в разных группах, то на гитаре, то на клавишах, но ничего не добилась. Как и ее учительница. Зато стала неплохим музыкальным продюсером, теперь они с Лехой обсуждают принципы звукозаписи, она его даже к себе в «зе кэпител оф грейт Бритн» вывозила, чтобы он им там в студии с чем-то помог. Леха молодец, быстро освоил компьютерное сведение, так что и в Израиле у него работы было полно, пока на пенсию не вышел.

А я… я по-прежнему набираю учеников, просто, чтобы не потерять квалификацию. Деньги беру смешные, да и не для денег это делаю: Лехиных заработков нам и раньше вполне хватало, и сейчас у него пенсия из Учебного телевидения немаленькая, он же там кучу лет отработал. Так что мы с ним и по миру смогли покататься, и в Краснотурбинск я его свозила, иностранца. У меня-то российский паспорт остался, а он уезжал еще из СССР, тогда отщепенцам и предателям родины от гражданства требовалось отказаться. За большие деньги, между прочим.

А он мне показал Питер, в котором я никогда не была, и Москву, через которую летели транзитом. Сильное впечатление, конечно. Настолько разные города, настолько разная жизнь, настолько это все сегодня по-европейски выглядит… Просто замечательно!

Да только садясь в самолет до аэропорта Бен-Гурион, я подумала, что лечу домой. «Домой», понимаете? А ведь и правда здесь мой дом. Дочь, внучка, муж. Дом.

Дитка — тот самый бутуз в коляске на набережной — отслужила в армии. Естественно, в авиации, где же еще, там же форма красивая! Потом девочка год шлялась по миру, добавив седых волос бабушкам и морщин родителям. И я окончательно поняла, что Фанечка имела ввиду, когда говорила про страх за детей, но особенно — за внуков. Как раз на второй год службы нашей Дитки пришлась операция в Газе под названием «Нерушимая скала». И хоть была наша девочка достаточно далеко от боевых действий, работала на вертолетной базе, но все равно ты трясешься каждый час и днем, и ночью, изнуряет тот самый страх, который здесь все переживают, страх, от которого никуда не деться, с которым ложишься спать и просыпаешься по утрам. И еще болит сердце за тех мальчишек, что гибнут в боях с террористами. О том, что чувствуют их родные, я стараюсь не думать. Это невыносимо. Опять же стала понятной болезненная страсть израильтян к выпускам новостей. Вот скажите, как можно оставаться психически здоровым, когда твой ребенок, щекастая кукла в памперсах, теперь на войне — этого я не смогу понять никогда. И не важно, что не в окопах. Все равно на войне. Все мы тут немного психи из-за этого.