Капитан воинственно и гордо поводил головой, озирая орлиным взором легионеров.
— Посмотрим! Пусть только слово скажут о нашей роте!.. Порядок и дисциплина!
И сквозь выщербленные зубы он отдавал приказания тем же хриплым, разухабистым голосом, каким подгонял во время пляски своих дочерей.
Рота двигалась, печатая шаг под бой барабанов. Сколько таверн было на каждой улице! А у дверей каждой таверны стояли веселые гуляки в расстегнутых жилетах и заломленных на затылок шляпах; они уж давно потеряли счет стаканам, выпитым во имя мучений и смерти Христа.
При виде бравого воина все разражались приветствиями и издали предлагали ему стаканчик с благоуханной жидкостью цвета амбры. Капитан, скрывая волнение, отводил глаза в сторону и еще больше пыжился под своими стальными латами. О, не будь он на службе!..
Иногда кто-нибудь посмелее перебегал улицу и подносил стакан к самому носу капитана, пытаясь соблазнить его ароматом вина; но неподкупный центурион, отшатнувшись от соблазнителя, грозил ему острием меча. Долг есть долг. В этом году не будет того, что случалось раньше, когда рота, едва выйдя на улицу, расстраивала ряды и, пошатываясь, брела как попало.
Но постепенно маршировка по улицам превращалась для капитана Чиво в подлинное хождение по мукам. Он изнывал от жары под своими доспехами. Пожалуй, от глотка вина дисциплина не пострадает. И он соглашался пропустить стаканчик, потом другой, и вскоре ряды его войска начали редеть, теряя отстающих в каждой таверне.
Процессия продвигалась с традиционной медлительностью, часами простаивая на всех перекрестках. Торопиться было некуда. Сейчас полночь, а Макарена должна вернуться в свой дом только к двенадцати часам следующего дня; чтобы пройти по городу, процессии требовалось больше времени, чем на дорогу из Севильи в Мадрид.
Впереди несли сцену «Осуждение господа нашего Иисуса Христа» — подмостки, уставленные множеством фигур. На серебряном троне восседал Пилат{204}
, а вокруг него стояли воины в разноцветных плащах и в касках с перьями: они стерегли печального Христа, готового идти на казнь. Христос был одет в темную бархатную тунику, шитую золотом, над его терновым венцом развевались золотые перья, означавшие божественное сияние. Но, несмотря на обилие фигур и богатые украшения, эта сцена не привлекала внимания толпы, — все затмевала та, что следовала позади: королева бедных кварталов, чудотворная богоматерь, дарующая надежду, — Макарена.Когда из церкви святого Хиля, покачиваясь под бархатным балдахином в лад движениям невидимых носильщиков, появилась божья матерь с нежно-розовыми щеками и длинными ресницами, толпа, сбившаяся на маленькой площади, разразилась приглушенными восклицаниями. Как хороша пресвятая наша повелительница! И годы ей нипочем!
Длинная сверкающая мантия, затканная золотой сетью шитья, ниспадала с носилок и тянулась позади, как огромный пестрый павлиний хвост.
Стеклянные глаза святой девы сияли, словно увлажненные слезами волнения, вызванного приветствиями верующих; еще ярче сияли и переливались навешанные на статую драгоценности, будто панцирем покрывшие шитый золотом бархат. Их были сотни, может быть тысячи. Казалось, святую деву обрызгали сверкающие, горящие всеми цветами радуги дождевые капли. С ее шеи спускались жемчужные ожерелья и золотые цепи с нанизанными на них кольцами, которые при каждом движении вспыхивали волшебным огнем. К тунике и передним полам мантии были приколоты броши, золотые часы, бриллиантовые и изумрудные подвески, кольца с огромными, как булыжники, самоцветами. Все верующие присылали свои драгоценности, чтобы пресвятая Макарена могла показаться во всем блеске. В эту ночь молитвы и скорби женщины выходили на улицу без колец и браслетов, радуясь, что матерь божья украсит себя драгоценностями, которые составляли их гордость. Публика знала все украшения, потому что видела их из года в год, и теперь вела им счет, подмечая все новинки. Вон на груди святой девы сияют подвешенные к цепочке драгоценности Гальярдо, матадора. Но не только они вызывают восхищение зрителей. Женщины не могли оторвать глаз от двух огромных жемчужин и целой связки колец. Все это принадлежит девчонке из их предместья: два года назад она уехала искать счастья в Мадрид и вот теперь, желая помолиться Макарене, приехала на фиесту вместе с каким-то богатым стариком. Повезло же девушке!..