Треугольная шляпа

— Послушайте, сенья Фраскита, — обратился к ней Гардунья, отзывая ее в сторону. — С позволения сеньора коррехидора и всех присутствующих… Если вы не уладите дело, он всех нас повесит, начиная с Лукаса!..

— Но в чем дело? — спросила сенья Фраскита.

— А в том, что дядюшка Лукас расхаживает сейчас по городу в костюме коррехидора… И бог его знает, не доведет ли его этот наряд до самой спальни коррехидоровой супруги!

И тут в нескольких словах альгвасил рассказал ей все, что нам уже известно.

— Иисусе! — воскликнула мельничиха. — Значит, мой муж думает, что я обесчещена! Значит, он пошел в город отомстить мне!.. Едемте, едемте в город и там, как хотите, оправдайте меня в глазах Лукаса!

— Едемте в город! Я не могу допустить, чтобы этот человек выкладывал моей жене весь вздор, который он вбил себе в голову, — заявил коррехидор, бросаясь к одной из оседланных ослиц. — Помогите мне сесть, алькальд.

— Ну что ж, в город так в город, — молвил Гардунья. — Но только, дай бог, сеньор коррехидор, чтобы дядюшка Лукас, напяливший вашу одежду, удовлетворился одним разговором с вашей супругой!

— Что ты мелешь? — зарычал дон Эухенио де Суньига. — Ты думаешь, этот мерзавец способен…

— На все! — ответила сенья Фраскита.

Глава XXVIII «Пресвятая богородица, спаси нас! Половина первого, все спокойно»

Так возглашали на улицах города — те, разумеется, кому это полагалось, — когда мельничиха и коррехидор, оба на ослицах, сеньор Хуан Лопес на муле и альгвасилы пешкам достигли дверей коррехимьенто.

Двери были заперты.

Можно было подумать, что для правителей, так же как и для управляемых, на сегодня все уже закончилось.

«Скверно!» — подумал Гардунья и несколько раз ударил тяжелым молотком в дверь.

Прошло довольно много времени, но никто не открывал, никто не откликался.

Сенья Фраскита была желтее воска.

Коррехидор успел за это время обгрызть себе все ногти на руках.

Все молчали.

«Бух! Бух! Бух!» — сыпались удары в дверь коррехимьенто; колотили поочередно оба альгвасил а и сеньор Хуан Лопес… И все напрасно! Никто не отвечал! Никто не отворял! Никто не пошевельнулся!

Слышно было лишь, как во дворе со звоном рассыпались струи фонтана.

Каждая минута казалась вечностью.

Наконец, около часу ночи, на втором этаже приоткрылось окошечко, и женский голос спросил:

— Кто там?

— Это голос кормилицы… — прошептал Гардунья.

— Я! — ответил дон Эухенио де Суньига. — Откройте!

Полная тишина.

— А кто это «я»? — отозвалась наконец мамка.

— Разве ты меня не узнаешь? Это я, хозяин!.. Коррехидор!..

Снова молчание.

— Идите себе с богом! — сказала добрая женщина. — Мой хозяин целый час как воротился и лег почивать. Ложитесь и вы. Проспитесь, хмель-то, глядишь, и выйдет вон из головы.

И окошко со стуком захлопнулось.

Сенья Фраскита закрыла лицо руками.

— Мамка! — завопил, выйдя из себя, коррехидор. — Ты разве не слышишь, что я приказываю тебе отворить? Ты разве не слышишь, что это я? Хочешь, чтоб и тебя повесили?

Окошко снова отворилось.

— Да что ж это такое?.. — сказала кормилица. — Кто это так буянит?

— Это я, коррехидор!

— Полно молоть вздор! Я же сказала, что еще двенадцати не было, а уж сеньор коррехидор воротился домой… Я своими собственными глазами видела, как он заперся на половине у госпожи! Шутки вы со мной шутите, что ли?.. Ладно, обождите!.. Сейчас я вам покажу!..

Тут дверь распахнулась, и целая орава слуг и прихлебателей, вооруженных палками, набросилась на стоявших у входа.

— А ну-ка! Где он — тот, кто выдает себя за коррехидора? — в бешенстве кричали они. — Где этот буян? Где этот пьяница?

И пошла такая кутерьма, что никто ничего не мог разобрать, ибо улица была погружена во тьму; однако немало палочных ударов пришлось на долю коррехидора, Гардуньи, сеньора Хуана Лопеса и Тоньюэло.

Это были уже вторые побои, которые дону Эухенио де Суньига довелось принять за время его ночных похождений, не считая купанья у мельницы.

Сенья Фраскита, стоявшая в стороне от этой свалки, первый раз в жизни плакала…

— Лукас! Лукас! — шептала она. — И ты мог усомниться во мне! И ты мог обнимать другую! Ах, горю нашему помочь нельзя!

Глава XXIX Post nubila… Diana [26]

— Что за шум? — внезапно произнес спокойный и приятный голос, торжественно прозвучавший рад этим ревом и гамом.

Все подняли головы и увидели, что на балконе стоит женщина, одетая с головы до ног в черное.

— Госпожа! — воскликнули слуги и бросили орудовать палками.

— Моя жена! — прошамкал дон Эухенио.

— Пропустите их. Сеньор коррехидор разрешает, — прибавила сеньора.

Слуги расступились, и сеньор Суньига и его спутники вошли в переднюю, а затем стали подниматься по лестнице. Ни один преступник не подымался на эшафот таким неверным шагом и с таким искаженным от страха лицом, как шел коррехидор по ступенькам лестницы собственного дома. Однако мало-помалу мысль о бесчестии, нанесенном его имени, властно вытеснила мысли о досадных злоключениях, в которых он сам был повинен, и о том смешном положении, в котором очутился.